— Ты прости меня, Добрый, — сказал, — что тогда на майдане на тебя накинулся. Зла не держи. Я же не разобрался, что к чему. Не знал я тогда, каких ты кровей. А то бы ни в жизнь не посмел на тебя руку поднять.
Высоко он за два года поднялся. Из ратников простых до боярина дослужился. И сотня под ним вышгородская, и рынды, и стражники.
— Брось, боярин, — я ему. — Тебе твоя прыть только на пользу пошла. Эка залетел, и не разглядишь в синем небушке.
— Тебе спасибо, — улыбнулся он, помялся немного, а потом из-за пазухи сверточек достал. — Вот, — говорит, — это тебе от меня гостинец. — И вышел из клети, дверь за собой тихонько притворил.
Развернул я сверточек, тряпицу откинул, а под ней кинжал работы дивной. Не такой красивый, как я однажды у Жирота выпросил, но тоже хорош. Подивился я такому гостинцу. Это же надо: предводитель охранников княжеских мне в руки самолично оружие дал. Доверяет, значит. Или на худое дело подначивает? Да нет, не может быть, чтобы Претич против княгини лихое задумал. По простоте душевной он мне кинжал вручил и от чистого сердца.
— Спасибо за гостинец, — сказал я и кинжал на кушак привесил.
Так я стал для холопов перед княгиней заступником. Между Ольгой и народом ее посредником. И от этого люди на нее меньше косоротились, и ей спокойней жилось.
Но хоть знали все, что мы с Ольгой захороводились, и она догадывалась, что все знают, однако просила меня украдкой к ней приходить, и уходить от нее мне тайно приходилось. Строго на людях блюла княгиня свою вдовость. Даже в сторону мою не смотрела. Понимала, что задавят и сожрут, как свои, так и чужие, стоит только ей слабину дать. Прав был Андрей — трудно ей было. Ох как трудно. Потому, может, и приникла ко мне доверчиво.
Странно у нас все случилось.
Мы только в Вышгород пришли. Я и городок как следует разглядеть не успел. Увидел только ворота крепкие, майдан неширокий да терем большой, из бревен в лапу собранный, глиной обмазанный да мелом беленный. Точно и не деревянный, а белокаменный, как в Киеве. И лестница в горницу дубовая да широкая.
— Кто же это тебя так, милай? — это ключница меня окликнула.
Старушка сухонькая, маленькая, нос крючком, седая прядь из-под покрова небогатого торчит, голос скрипучий, на лицо мое избитое показывает.
— Вороги злые, бабушка, — отвечаю.
— А с ногой что?
— Это копьем его, — вместо меня ответила Малуша.
— Ох-ох-ох, — вздохнула старушка, — ну кондыляй за мной. Мне княгиня велела вам хоромину выделить. А где я вам жилье отдельное возьму, — ворчала она. — Легко ей распоряжаться, а я вынь да положь. А что вынь? Что положь? Это ее не касается. Крутишься тут, как вошь на гребешке, и никакого за то благодарения…