— Думайте что  вам угодно,  —  возразил Проспер Альпанус,  рассмеявшись
громче и веселей,  чем можно было от него ожидать. — Но хоть я и не совсем
волшебник, все же владею некоторыми прекрасными кунштюками.
— Из Виглебовой «Магии» или из какой другой?  —  вскричал Фабиан. — Ну,
тут вам далеко до нашего профессора Моша Терпина,  и вам даже нельзя с ним
равняться,  ибо  он  честный  человек и  всегда  показывает нам,  что  все
совершается естественным образом,  и  он  вовсе  не  окружает  себя  таким
таинственным скарбом, как вы, господин доктор. Ну, честь имею кланяться.
— Эге, — сказал доктор, — неужто вы расстанетесь со мной в таком гневе?
И  с этими словами он несколько раз тихо погладил обе руки Фабиана,  от
плеча до  кисти,  так что тому стало как-то не по себе,  и  он в  душевном
стеснении воскликнул:
— Что это вы там делаете, господин доктор?
— Ступайте-ка,  господа,  — сказал доктор. — Вас, господин Бальтазар, я
надеюсь вскорости опять увидеть. Помощь не замедлит прийти!
— На водку ты все же не получишь,  приятель!  —  крикнул, уходя, Фабиан
золотисто-желтому привратнику и  потряс его за  жабо.  Но привратник опять
ничего не ответил, кроме как «квирр», и снова клюнул Фабиана в палец.
— Вот тварь! — вскричал Фабиан и бросился бежать.
Обе  лягушки  не  преминули учтиво проводить обоих друзей до решетчатых
ворот, которые с глухим рокотом растворились и затворились.
— Я  не  знаю,  —  сказал Бальтазар,  бредя  по  проезжей дороге позади
Фабиана,  —  я не знаю, брат, что это тебе сегодня вздумалось надеть такой
нелепый  сюртук  с  такими  невероятно длинными  полами  и  такими  куцыми
рукавами.
Фабиан,  к  своему  удивлению,  заметил,  что  его коротенький сюртучок
вытянулся  сзади  до  самой  земли,  а  рукава, прежде достаточно длинные,
собрались сборками у локтей.
— Тысяча чертей, да что же это такое? — вскричал он и стал оттягивать и
обдергивать рукава и расправлять плечи.  Сперва это как будто помогло,  но
едва  только  друзья  прошли городские ворота,  как  рукава опять  полезли
кверху сборками,  а  полы стали расти,  так  что вскоре,  невзирая на  все
оттягивания,  обдергивания и пошевеливания, рукава собрались у самых плеч,
выставляя напоказ голые руки Фабиана, а сзади волочился шлейф, который все
более и  более удлинялся.  Все встречные останавливались и хохотали во всю
глотку,  уличные мальчишки с восторженным воем и ликованием толпами бежали
за Фабианом,  хватали и рвали его длинное облачение,  так что Фабиан летел
кувырком,  а когда он вновь поднимался на ноги, то шлейф отнюдь не убывал,
нет,  — он делался все длиннее. И все бешеней и неистовей становился смех,
ликование  и  крики,  пока  наконец  Фабиан,  едва  не  обезумев,  кинулся
опрометью в распахнутую дверь какого-то дома. Шлейф тотчас же исчез.