Смерклось: все краски леса смешались в густой серой мгле. И вдруг
сверкнул какой-то странный отблеск, словно вечерняя заря вспыхнула меж
кустов и деревьев, и тысячи насекомых, шелестя крыльями, с жужжанием
поднялись в воздух. Светящиеся золотые жуки носились взад и вперед,
пестрые нарядные бабочки порхали, осыпая душистую цветочную пыльцу. Шелест
и жужжание становились все нежнее, переходя в сладостно журчащую музыку,
которая принесла утешение истерзанному сердцу Бальтазара. Над ним все
сильнее разгоралось лучистое сияние. Он поднял глаза и с изумлением увидел
Проспера Альпануса, летевшего к нему на каком-то диковинном насекомом, не
лишенном сходства с великолепной, сверкающей всеми красками стрекозой.
Проспер Альпанус спустился к юноше и сел подле него, стрекоза упорхнула
в кусты, вторя пению, наполнявшему весь лес.
Сверкающим чудесным цветком, что был у него в руке, доктор коснулся
чела Бальтазара, и тотчас в юноше пробудился дух бодрости.
— Ты несправедлив, — тихо сказал Проспер Альпанус, — ты весьма
несправедлив ко мне, любезный Бальтазар, когда бранишь меня предательским
и жестоким как раз в ту самую минуту, когда мне удалось возобладать над
чарами, разрушившими твою жизнь, когда я, чтобы скорей найти тебя, скорей
утешить, взлетаю на своем любимом скакуне и мчусь к тебе со всем
необходимым для твоего благополучия. Однако нет ничего горше любовной
муки, ничто не сравнится с нетерпением души, отчаявшейся в любовной тоске.
Я прощаю тебе, ибо и мне самому было не легче, когда я, примерно две
тысячи лет тому назад, полюбил индийскую принцессу, которую звали
Бальзамина, и в отчаянии вырвал бороду своему лучшему другу, магу Лотосу,
по какой причине и сам, как ты видишь, не ношу бороды, дабы и со мной не
случилось чего-либо подобного. Однако ж рассказывать тебе обо всем
пространно было бы сейчас весьма неуместно, ибо всякий влюбленный хочет
слышать только о своей любви и только одну ее считает достойной речи,
равно как и всякий поэт с охотой внимает только своим стихам. Итак, к
делу! Знай же, что Циннобер — обездоленный урод, сын бедной крестьянки, и
настоящее его прозвание — крошка Цахес. Только из тщеславия принял он
гордое имя Циннобер! Канонисса фон Розеншен, или в действительности
прославленная фея Розабельверде, ибо эта дама но кто иная, как фея, нашла
маленькое чудище на дороге. Она полагала, что за все, в чем природа-мачеха
отказала малышу, вознаградит его странным таинственным даром, в силу коего
все замечательное, что в его присутствии кто-либо другой помыслит, скажет
или сделает, будет приписано ему, да и он в обществе красивых,
рассудительных и умных людей будет признан красивым, рассудительным и
умным и вообще всякий раз будет почтен совершеннейшим в том роде, с коим
придет в соприкосновение.