Тут вошла фрейлейн фон Розеншен. Сперва она, бог весть каким образом,
успокоила народ. Теперь она подошла к бездыханному Цинноберу; за ней
следовала старая Лиза, родная мать крошки Цахеса. Циннобер теперь на самом
деле был красивее, чем когда-либо при жизни. Маленькие глазки были
закрыты, носик бел, уста чуть тронула нежная улыбка, а главное — вновь
прекрасными локонами рассыпались темно-каштановые волосы. Фрейлейн провела
рукой по голове малыша, и на ней в тот же миг тускло зажглась красная
полоска.
— О! — воскликнула фрейлейн, и глаза ее засверкали от радости. — О
Проспер Альпанус! Великий мастер, ты сдержал слово! Жребий его свершился,
и с ним искуплен весь позор!
— Ах, — молвила старая Лиза. — Ах, боже ты мой милостивый, да ведь это
не крошка Цахес, тог никогда не был таким пригожим! Так, значит, я пришла
в город совсем понапрасну, и вы мне неладно присоветовали, — досточтимая
фрейлейн!
— Не ворчи, старая, — сказала фрейлейн. — Когда бы ты хорошенько
следовала моему совету и не вторглась в дом раньше, чем я сюда пришла, то
все было бы для тебя лучше. Я повторяю, — малыш, что лежит тут в постели,
воистину и доподлинно твой сын, крошка Цахес.
— Ну, — вскричала старуха, и глаза ее заблестели, — ну, так ежели их
маленькое превосходительство и впрямь мое дитятко, то, значит, мне в
наследство достанутся все красивые вещи, что тут стоят вокруг, весь дом,
со всем, что в нем есть?
— Нет, — ответила фрейлейн, — это все миновало, ты упустила надлежащее
время, когда могла приобрести деньги и добро. Тебе, — я сразу о том
сказала, — тебе богатство не суждено!
— Так нельзя ли мне, — сказала старуха, и у нее па глазах навернулись
слезы, — нельзя ли мне хоть, по крайности, взять моего бедного малыша в
передник и отнести домой? У нашего пастора много хорошеньких чучел —
птичек и белочек; он набьет и моего крошку Цахеса, и я поставлю его на
шкаф таким, как он есть, в красном камзоле, с широкой лентой и звездой на
груди, на вечное вспоминовение!
— Ну, ну! — воскликнула фрейлейн почти с досадой. — Ну, это совсем
вздорная мысль! Это никак невозможно!
Тут старушка принялась всхлипывать, жаловаться и сетовать:
— Что мне от того, что мой крошка Цахес достиг высоких почестей и
большого богатства! Когда б остался он у меня, я бы взрастила его в
бедности, и ему б никогда не привелось упасть в эту проклятую серебряную
посудину, он бы и сейчас был жив и доставлял бы мне благополучие и
радость. Я носила бы его в своей корзине по округе, люди жалели бы меня и
бросали бы мне монеты, а теперь…