Во второй раз Гоголь посетил святую обитель в июне 1851 года. Об этой
поездке (выпавшей из поля зрения биографов Гоголя) известно из записи в
дневнике оптинского иеромонаха Евфимия (Трунова) от 2—3 июня 1851 года:
«Пополудни прибыл проездом из Одессы в Петербург известный писатель Николай
Васильевич Гоголь. С особенным чувством благоговения отслушал вечерню, панихиду
на могиле своего духовного друга, монаха Порфирия Григорова, потом всенощное
бдение в со боре. Утром в воскресенье 3-го числа он отстоял в скиту Литургию и
во время поздней обедни отправился в Калугу, поспешая по какому-то делу. Гоголь
оставил в памяти .нашей обители примерный образец своего благочестия»[8].
В третий и последний раз Гоголь совершил паломничество в Оптину Пустынь в
сентябре 1851 года. 22 сентября он выехал из Москвы в Васильевну на свадьбу
сестры, намереваясь оттуда проехать в Крым и остаться там на зиму. Однако,
доехав только до Калуги, он отправился в Оптину, а потом неожиданно для всех
вернулся в Москву. 24 сентября он был у старца Макария в скиту, а на следующий
день обменялся с ним записками, из которых видно, что Гоголь пребывал в
нерешительности — ехать или не ехать ему на родину. Он обратился к старцу за
благословением, и тот посоветовал ему вернуться в Москву.
По некоторым сведениям Гоголь имел намерение остаться в монастыре. В 1912
году оптинский старец Варсонофий (Плиханков) рассказывал своим духовным детям:
«Есть предание, что незадолго до смерти он (Гоголь. — В.
В.) говорил своему близкому другу: «Ах, как много я потерял, как
ужасно много потерял, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не
взял меня к себе в скит?»
Если это действительно так, то старец Макарий, вероятно, не мог не напомнить
Гоголю о его писательском даре, тем более что Гоголь просил у него
благословения на свои труды. Сохранилось письмо старца от 21 июля 1851 года
(ответ на не дошедшее до нас письмо Гоголя), где он как раз и поддерживает
писателя в его творческих планах: «Спаси вас Господи за посещение нашей обители
и за <…> намерение составить книгу для пользы юношества…»[9] (речь идет о неосуществленном замысле).
Гоголь был едва ли не единственным русским светским писателем XIX века,
творческую мысль которого могли питать святоотеческие писания. Так, в один из
своих приездов в Оптину Пустынь он прочитал здесь рукописную книгу св. Исаака
Сирина (с которой в 1854 году старцем Макарием было сделано печатное издание),
ставшую для него откровением. На полях 11-й главы первого издания «Мертвых душ»
Гоголь против того места, где речь идет о «прирожденных страстях», набросал
карандашом: «Это я писал в «прелести» (обольщении. —