В Иерусалиме Гоголю побывать больше не удалось — как не удалось ему и
съездить на Афон, куда он также стремился. Летом 1850 года И. С. Аксаков
извещал родных, что получил письмо от А. О. Смирновой, которая пишет, что
«Гоголь, вероятно, поселится на Афонской горе и там будет кончать «Мертвые
Души». А в сентябре А. О. Смирнова сама писала Гоголю об его поездке на Афон
как о деле, уже для него решенном. Намерения Гоголя подтверждаются и
свидетельством одного из его друзей — известного паломника и духовного писателя
Святогорца (в мире Семен Авдиевич Веснин, в монашестве — Серафим, в схиме —
Сергий). Узнав о кончине Гоголя, он писал из Афонской Козмодамиановской пустыни
в апреле 1852 года: «Смерть Гоголя — торжество моего духа. Покойный много
потерпел и похворал, — надобно и пора ему на отдых в райских обителях. Жаль
только, что он не побывал у нас. Я очень любил его; в Одессе мы с ним видались
несколько раз, и наше расставание было условное — видеться здесь. Судьбы Божии
непостижимы!»[7]
Вместо Афона Гоголь оказался в Оптиной Пустыни. Помимо чисто паломнических
целей, его влек туда и углубленный интерес к свято-отеческой литературе. В
середине 1840-х годов по инициативе старца Макария и его духовных чад, Ивана
Васильевича Киреевского, известного общественного деятеля и
философа-славянофила, и его жены Натальи Петровны Киреевской в монастыре
началось издание этой литературы.
В Оптиной Пустыни Гоголь бывал по крайней мере трижды. Впервые он приехал
сюда вместе со своим другом М. А. Максимовичем 17 июня 1850 года проездом на
юг. Здесь он присутствовал на всенощном бдении, во время которого «молился
весьма усердно и с сердечным умилением», потом посетил старцев и через день (19
июня) отправился в имение И. В. Киреевского Долбино, находившееся в сорока
верстах от монастыря. Отсюда он написал письмо оптинскому иеромонаху Филарету:
«Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного
настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и
любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мои труден; дело мое такого рода,
что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться
мое перо…» Гоголь понял, что оптинский дух стал для него жизненно необходим:
«Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на
всяком месте своего странствия быть в Оптинской Пустыни».
О своем впечатлении от поездки Гоголь спустя три недели рассказал в письме к
графу А. П. Толстому: «Я заезжал на дороге в Оптинскую Пустынь и навсегда унес
о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо
там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем
объяснить себе, почему. Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне
казалось, беседует все небесное».