Что такое Ломоносов, если рассмотреть его строго? Восторженный юноша,
которого манит свет наук да поприще, ожидающее впереди. Случаем попал он в
поэты: восторг от нашей новой победы заставил его набросать первую оду[174]. Впопыхах занял он у соседей немцев размер
и форму[175], какие у них на ту пору
случались, не рассмотрев, приличны ли они русской речи. Нет и следов творчества
в его риторически составленных одах, но восторг уже слышен в них повсюду, где
ни прикоснется он к чему-нибудь, близкому науколюбивой его душе. Коснулся он
северного сияния, бывшего предметом его ученых исследований, — и плодом этого
прикосновения была ода «Вечернее размышление о Божием величестве», вся
величественная от начала до конца, которой никому не написать, кроме
Ломоносова. Те же причины породили известное послание к Шувалову «О пользе
стекла». Всякое прикосновение к любезной сердцу его России, на которую глядит
он под углом ее сияющей будущности, исполняет его силы чудотворной. Среди
холодных строф польются вдруг у него такие строфы, что не знаешь сам, где ты
находишься. Точно как бы, выражаясь его же словами:
Божественный пророк Давид
Священными шумит струнами,
И Бога полными устами
Исайя восхищен гремит
[176]Всю русскую землю озирает он от края до края с какой-то светлой вышины,
любуясь и не налюбуясь ее беспредельностью и девственной природой. В описаниях
слышен взгляд скорей ученого натуралиста, чем поэта, но чистосердечная сила
восторга превратила натуралиста в поэта. Изумительней всего то, что, заключа
стихотворную речь свою в узкие строфы немецкого ямба, он ничуть не стеснил
языка: язык у него движется в узких строфах так же величественно и свободно,
как полноводная река в нестесненных берегах. Он у него свободнее и лучше в
стихах, чем в прозе, и недаром Ломоносова называют отцом нашей стихотворной
речи. Изумительно то, что начинатель уже явился господином и законодателем
языка. Ломоносов стоит впереди наших поэтов, как вступленье впереди книги. Его
поэзия — начинающийся рассвет. Она у него, подобно вспыхивающей зарнице,
освещает не все, но только некоторые строфы. Сама Россия является у него только
в общих географических очертаниях. Он как бы заботится только о том, чтобы
набросать один очерк громадного государства, наметить точками и линиями его
границы, предоставив другим наложить краски; он сам как бы первоначальный,
пророческий набросок того, что впереди.
С руки Ломоносова оды вошли в обычай. Торжество, победа, тезоименитство,
даже иллюминация и фейерверк стали предметом од. Слагатели их выразили только
бездарную прыть наместо восторга. Исключить из них можно одного Петрова