, где подстережены все видоизменения
солнечных лучей и волшебство картин, ими производимых в разные часы дня, равно
как с такой же живописной подробностью изобразить в «Отчете о луне»
[190] волшебство лунных лучей, с целым рядом
ночных картин, ими производимых, — тот, разумеется, должен был заключить в себе
в большой степени свойство
оценивать. Его «Славянка» с
видами Павловска
[191] — точная живопись.
Благоговейная задумчивость, которая проносится сквозь все ее картины, исполняет
их того греющего, теплого света, который наводит успокоенье необыкновенное на
читателя. Становишься тише во всех своих порывах, и какой-то тайной замыкаются
твои собственные уста.
В последнее время в Жуковском стал замечаться перелом поэтического
направленья. По мере того как стала перед ним проясняться чище та
незримо-светлая даль, которую он видел дотоле в неясно-поэтическом отдалении,
пропадала страсть и вкус к призракам и привиденьям немецких баллад. Самая
задумчивость уступила место светлости душевной. Плодом этого была «Ундина»[192], творенье, принадлежащее вполне
Жуковскому. Немецкий пересказчик того же самого преданья в прозе не мог служить
его образцом. Полный создатель светлости этого поэтического созданья есть
Жуковский. С этих пор он добыл какой-то прозрачный язык, который ту же вещь
показывает еще видней, чем как она есть у самого хозяина, у которого он взял
ее. Даже прежняя воздушная неопределенность стиха его исчезла: стих его стал
крепче и тверже; все приуготовлялось в нем на то, дабы обратить его к передаче
совершеннейшего поэтического произведения[193], которое, будучи произведено таким образом, как
производится им, при таком напоенье всего себя духом древности и при таком
просветленном, высшем взгляде на жизнь, покажет непременно первоначальный,
патриархальный быт древнего мира в свете родном и близком всему человечеству, —
подвиг, далеко высший всякого собственного создания, который доставит
Жуковскому значение всемирное. Перед другими нашими поэтами Жуковский то же,
что ювелир перед прочими мастерами, то есть мастер, занимающийся последнею
отделкой дела. Не его дело добыть в горах алмаз — его дело оправить этот алмаз
таким образом, чтобы он заиграл всем своим блеском и выказал бы вполне свое
достоинство всем. Появленье такого поэта могло произойти только среди русского
народа, в котором так силен гений восприимчивости, данный ему, может быть, на
то, чтобы оправить в лучшую оправу все, что не оценено, не возделано и
пренебрежено другими народами.
В то время когда Жуковский стоял еще на первой поре своего поэтического
развития, отрешая нашу поэзию от земли и существенности и унося ее в область
бестелесных видений, другой поэт, Батюшков, как бы нарочно ему в отпор, стал
прикреплять ее к земле и телу, выказывая всю очаровательную прелесть осязаемой
существенности. Как тот терялся весь в неясном еще для него самого идеальном,
так этот весь потонул в роскошной прелести видимого, которое так ясно слышал и
так сильно чувствовал. Все прекрасное во всех образах, даже и незримых, он как
бы силился превратить в осязательную негу наслажденья. Он слышал, выражаясь его
же выраженьем, «стихов и мыслей сладострастье»