На Пушкине оборвались все вопросы, которые дотоле не задавались никому из
наших поэтов и в которых виден дух просыпающегося времени. Зачем, к чему была
его поэзия? Какое новое направленье мысленному миру дал Пушкин? Что сказал он
нужное своему веку? Подействовал ли на него если не спасительно, то
разрушительно? Произвел ли влиянье на других хотя личностью собственного
характера, гениальными заблужденьями, как Байрон и как даже многие
второстепенные и низшие поэты? Зачем он дан был миру и что доказал собою?
Пушкин дан был миру на то, чтобы доказать собою, что такое сам поэт, и ничего
больше, — что такое поэт, взятый не под влиянием какого-нибудь времени или
обстоятельств и не под условьем также собственного, личного характера, как
человека, но в независимости от всего; чтобы если захочет потом какой-нибудь
высший анатомик душевный разъять и объяснить себе, что такое в существе своем
поэт, это чуткое создание, на все откликающееся в мире и себе одному не имеющее
отклика[199], то чтобы он удовлетворен был,
увидев это в Пушкине. Одному Пушкину определено было показать в себе это
независимое существо, это звонкое эхо, откликающееся на всякий отдельный звук,
порождаемый в воздухе. При мысли о всяком поэте представляется больше или
меньше личность его самого. Кому при помышленье о Шиллере не предстанет вдруг
эта светлая, младенческая душа, грезившая о лучших и совершеннейших идеалах,
создававшая из них себе мир и довольная тем, что могла жить в этом поэтическом
мире? Кому, читающему Байрона, не предстанет сам Байрон, этот гордый человек,
облагодетельствованный всеми дарами Неба и не могший простить ему своего
незначительного телесного недостатка, от которого ропот перенесся и в поэзию
его?
Сам Гете, этот Протей из поэтов, стремившийся обнять все как в мире природы,
так и в мире наук, показал уже сим самым наукообразным стремленьем своим
личность свою, исполненную какой-то германской чинности и
теоретически-немецкого притязанья подладиться ко всем временам и векам. Все
наши русские поэты: Державин, Жуковский, Батюшков удержали свою личность. У
одного Пушкина ее нет. Что схватишь из его сочинений о нем самом? Поди улови
его характер как человека! Наместо его предстанет тот же чудный образ, на всё
откликающийся и одному себе только не находящий отклика. Все сочинения его —
полный арсенал орудий поэта. Ступай туда, выбирай себе всяк по руке любое и
выходи с ним на битву; но сам поэт на битву с ним не вышел. Зачем не вышел? —
это другой вопрос. Он сам на него отвечает стихами: