, А. Крылова
[212], Тютчева, Плетнева и некоторых других, которые не
выказали бы собственного поэтического огня и благоуханных движений душевных,
если бы не были зажжены огнем поэзии Пушкина. Даже прежние поэты стали
перестраивать лад лир своих. Известный переводчик Илиады Гнедич, пролагатель
псалмов Ф. Глинка
[213], партизан-поэт
Давыдов
[214], наконец сам Жуковский,
наставник и учитель Пушкина в искусстве стихотворном, стал потом учиться сам у
своего ученика. Сделались поэтами даже те, которые не рождены были поэтами,
которым готовилось поприще не менее высокое, судя по тем духовным силам, какие
они показали даже в стихотворных своих опытах, как-то: Веневитинов
[215], так рано от нас похищенный, и Хомяков
[216], слава Богу еще живущий для какого-то
светлого будущего, покуда еще ему самому не разоблачившегося. Сила
возбудительного влияния Пушкина даже повредила многим, особенно Баратынскому
[217], и еще одному поэту, о котором будет речь
ниже, — повредила именно тем, что они стали передавать невызревшие движенья
души своей, тогда как самая душа не набралась еще поэзии, доступной и близкой
другим, и когда определено было им совершить прежде свое внутреннее воспитание
и до времени умолкнуть. Всех соблазнила эта необыкновенная художественная
отработка стихотворных созданий, которую показал Пушкин. Позабыв и общество, и
всякие современные связи с ним человека, и всякие требования земли своей, все
жило в какой-то поэтической Элладе, повторяя стихи Пушкина:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Из поэтов времени Пушкина более всех отделился Языков. С появленьем первых
стихов его всем послышалась новая лира, разгул и буйство сил, удаль всякого
выраженья, свет молодого восторга и язык, который в такой силе, совершенстве и
строгой подчиненности господину еще не являлся дотоле ни в ком. Имя Языков
пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как
бы хвастается своею властью. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста, он
выведет его картинно, заключит и замкнет так, что остановишься пораженный. Все,
что выражает силу молодости, не расслабленной, но могучей, полной будущего,
стало вдруг предметом стихов его. Так и брызжет юношеская свежесть ото всего, к
чему он ни прикоснется. Вот его купанье в реке:
Покровы прочь! Перед челом
Протянем руки удалые
И — бух!
Блистательным дождем
Взлетают брызги водяные.
Какая сильная волна!
Какая свежесть и прохлада!
Как сладострастна, как нежна
Меня обнявшая наяда!