безучастные записки разъездов, перечень
однообразно-страдальческого дня. Все это было мертво русскому духу. Не
приметили даже необыкновенной отработки позднейших стихов его. Его язык, еще
более окрепнувший, ему же послужил в улику: он был на тощих мыслях и бедном
содержании, что панцирь богатыря на хилом теле карлика. Стали говорить даже,
что у Языкова нет вовсе мыслей, а одни пустозвонкие стихи, и что он даже и не
поэт. Все пришло противу него в ропот. Отголоски этого ропота раздались нелепо
в журналах, но в основанье их была правда. Языков не сказал же, говоря о
поэте, словами Пушкина.
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
У него, напротив, вот что говорит поэт:
Когда тебе на подвиг все готово,
В чем на земле небесный виден дар,
Могучей мысли свет и жар
И огнедышащее слово —
Иди ты в мир, да слышит он поэта.
[227]Положим, это говорится об идеальном поэте; но идеал свой он взял из своей же
природы. Если бы в нем самом уже не было начал тому, не мог бы и представить он
себе такого поэта. Нет, не силы его оставили, не бедность таланта и мыслей
виной пустоты содержанья последних стихов его, как самоуверенно возгласили
критики, и даже не болезнь (болезнь дается только к ускоренью дела, если
человек проникнет смысл ее) — нет, другое его осилило: свет любви погаснул в
душе его — вот почему примеркнул и свет поэзии. Полюби потребное и нужное душе
с такою силою, как полюбил прежде хмель юности своей, — и вдруг подымутся твои
мысли наравне со стихом, раздастся огнедышащее слово: изобразишь нам ту же
пошлость болезненной жизни своей, но изобразишь так, что содрогнется человек от
проснувшихся железных сил своих и возблагодарит Бога за недуг, давший ему это
почувствовать. Не по стопам Пушкина надлежало Языкову обработывать и округлять
стих свой; не для элегий и антологических стихотворений, но для дифирамба и
гимна родился он, это услышали все. И уже скорей от Державина, чем от Пушкина,
должен был он засветить светильник свой. Стих его только тогда и входит в душу,
когда он весь в лирическом свету; предмет у него только тогда жив, когда он или
движется, или звучит, или сияет, а не тогда, когда пребывает в покое. Уделы
поэтов не равны. Одному определено быть верным зеркалом и отголоском жизни — на
то и дан ему многосторонний описательный талант. Другому поведено быть
передовою, возбуждающею силою общества во всех его благородных и высших
движениях — и на то дан ему лирический талант. Не попадает талант .на свою
дорогу, потому что не устремляет глаз высших на самого себя. Но Промысел лучше
печется о человеке. Бедой, злом и болезнью насильно приводит он его к тому, к
чему он не пришел бы сам. Уже и в лире Языкова заметно стремленье к повороту на
свою законную дорогу. От него услышали недавно стихотворенье «Землетрясенье»