с тем именно,
чтобы показать Европе с дурной стороны Россию
[253], не мог скрыть изумленья своего при виде простых
обитателей деревенских изб наших. Как пораженный, останавливался он перед
нашими маститыми беловласыми старцами, сидящими у порогов изб своих, которые
казались ему величавыми патриархами древних библейских времен. Не один раз
сознался он, что нигде в других землях Европы, где ни путешествовал он, не
представлялся ему образ человека в таком величии, близком к
патриархально-библейскому. И эту мысль повторил он несколько раз на страницах
своей растворенной ненавистью к нам книги. Это свойство
чуткости, которое в такой высокой степени обнаружилось в
Пушкине, есть наше народное свойство. Вспомним только одни названья, которыми
народ сам характеризует в себе это свойство, например: названье
ухо, которое дается такому человеку, в котором все жилки
горят и говорят, который миг не постоит без дела:
удача —
всюду спеющий и везде успевающий; и множество есть у нас других
названий, определяющих различные оттенки и уклонения этого свойства. Свойство
это велико: не полон и суров выйдет русский муж, начертанный Державиным, если
не будет в нем чутья откликаться живо на всякий предмет в природе, изумляясь на
всяком шагу красоте Божьего творенья. Этот ум, умеющий найти законную середину
всякой вещи, который обнаружился в Крылове, есть наш
истинно русский
ум. Только в Крылове отразился тот верный такт русского ума,
который, умея выразить истинное существо всякого дела, умеет выразить его так,
что никого не оскорбит выраженьем и не восстановит ни против себя, ни против
мысли своей даже несходных с ним людей, — одним словом, тот верный такт,
который мы потеряли среди нашего светского образования и который сохранился
доселе у нашего крестьянина. Крестьянин наш умеет говорить со всеми себя
высшими, даже с царем, так свободно, как никто из нас, и ни одним словом не
покажет неприличия, тогда как мы часто не умеем поговорить даже с равным себе
таким образом, чтобы не оскорбить его каким-нибудь выраженьем. Зато уже в ком
из нас действительно образовался этот сосредоточенный, верный, истинно русский
такт ума — он у нас пользуется уваженьем всех; ему все позволят сказать то,
чего никому другому не позволят; на него никто уж и не сердится. У всех наших
писателей бывали враги, даже у самых незлобнейших и прекраснейших душою (стоит
вспомнить Карамзина и Жуковского); но у Крылова не было ни одного врага. Эта
молодая удаль и отвага рвануться на дело добра, которая
так и буйствует в стихах Языкова, есть удаль нашего русского народа, то чудное
свойство, ему одному свойственное, которое дает у нас вдруг молодость и старцу
и юноше, если только предстанет случай рвануться всем на дело, невозможное ни
для какого другого народа, — которое вдруг сливает у нас всю разнородную массу,
между собой враждующую, в одно чувство, так что и ссоры, и личные выгоды
каждого — все позабыто, и вся Россия — один человек. Все эти свойства,
обнаруженные нашими поэтами, есть наши народные свойства, в них только видней
развившиеся