Можно сказать, что неприятие публикой «Выбранных мест…» предопределило и
неудачу второго тома «Мертвых душ», который Гоголю, по-видимому, не довелось
закончить. Последним, кто ознакомился с главами второго тома, был ржевский
протоиерей отец Матвей Константиновский (мнением которого Гоголь особенно
дорожил) — вероятно, это произошло во время их последней встречи, незадолго до
сожжения рукописей. «Возвращая тетради, — рассказывал отец Матвей, — я
воспротивился опубликованию некоторых из них. В одной или двух тетрадях был
описан священник. Это был живой человек, которого всякий узнал бы, и прибавлены
такие черты, которых… во мне нет, да к тому же еще с католическими
оттенками, и выходил не вполне православный священник. Я воспротивился
опубликованию этих тетрадей, даже просил уничтожить. В другой из тетрадей были
наброски… только наброски какого-то губернатора, каких не бывает. Я
советовал не публиковать и эту тетрадь, сказавши, что осмеют за нее даже
больше, чем за переписку с друзьями»[16].
Возможно, предостережение отца Матвея, напомнившего Гоголю о судьбе его книги,
стало последним толчком в решении сжечь второй том «Мертвых душ».
Отец Матвей, по-видимому, был одним из немногих, кто понимав смысл
предсмертной трагедии Гоголя. «С ним повторилось обыкновенно» явление нашей
русской жизни, — говорил он. — Наша русская жизнь не мало имеет примеров того,
что сильные натуры, наскучивши суетой мирской или находя себя неспособными к
прежней широкой деятельности покидали все и уходили в монастырь искать
внутреннего умиротворения и очищения <…> Так было и с Гоголем. Он
прежде говорил, что ему «нужен душевный монастырь», а пред смертию он еще
сильнее по желал его»[17].
* * *
«Выбранные места из переписки с друзьями» были задуманы как цельное
сочинение. Архимандрит Феодор (Бухарев), едва ли не единственный, кто пытался
рассмотреть предмет книги, писал, что мысли Гоголя, «как они по внешнему виду
ни разбросаны и ни рассеяны в письмах, имеют строгую внутреннюю связь и
последовательность, а потому представляют стройное целое». Бухарев различает в
книге три «отдела». «Первый составляют, — пишет он, — общие и основные мысли —
о бытии и нравственности, о судьбах рода человеческого, о Церкви, о России, о
современном состоянии мира». Второй «отдел» состоит из мыслей, касающихся
«искусства и в особенности поэзии». Третий составляют некоторые личные
объяснения автора о себе, о сочинениях своих и об отношении его к публике.
Схема Бухарева носит в достаточной степени условный характер: эти «отделы»
легко можно перераспределить или — выделить другие — например, письма об
обязанностях различных сословий и о призвании каждого отдельного человека («Что
такое губернаторша», «Русской помещик», «Занимающему важное место» и пр.). Но
главное, в чем Бухарев, несомненно, прав, — это то, что мысли Гоголя имеют
определенную внутреннюю связь и подчинены выражению основной идеи. Идея эта
просматривается уже в названиях глав, которые поражают обилием акцентов на
национальном моменте: «Чтения русских поэтов перед публикою», «Несколько слов о
нашей Церкви и духовенстве», «О лиризме наших поэтов», «Нужно любить Россию»,
«Нужно проездиться по России», «Страхи и ужасы России». Речь о России идет и в
тех главах, где имя ее отсутствует в заглавии. Можно сказать, что главным
содержанием «Выбранных мест…» является Россия и ее духовная будущность.