.
В конце июня — начале июля разразился кризис. Как бы предчувствуя неминуемую
смерть, Гоголь пишет новое духовное завещание, впоследствии включенное в книгу
«Выбранные места из переписки с друзьями», и сжигает рукопись второго тома. О
самом сожжении мы почти не имеем других сведений, кроме сообщенных Гоголем в
последнем из «Четырех писем к разным лицам по поводу «Мертвых душ»,
напечатанных в той же книге. «Не легко было сжечь пятилетний труд, производимый
с такими болезненными напряженьями, где всякая строка досталась потрясеньем,
где было много того, что составляло мои лучшие помышления и занимало мою
душу».
В этом же письме Гоголь указал и на причины сожжения: «Появленье второго
тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, нежели пользу.
<…> Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все
поколенье к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости;
бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не
показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого».
В несомненной связи с сожжением второго тома и созданием «Завещания»
находится и попытка Гоголя в конце июня — начале июля 1845 года оставить
литературное поприще и уйти в монастырь. Об этом рассказывает в своих
«Записках» Марфа Степановна Сабинина — дочь веймарского православного
священника Степана Карповича Сабинина: «Он (Гоголь. — В.
В.) приехал в Веймар, чтобы поговорить с моим отцом о своем желании
поступить в монастырь. Видя его болезненное состояние, следствием которого было
ипохондрическое настроение духа, отец отговаривал его и убедил не принимать
окончательного решения»[3]. О состоянии души
Гоголя в данный момент свидетельствует и следующий эпизод из рассказа
Сабининой: «Моей матери он подарил хромолитографию — вид Брюлевской террасы[4] она наклеила этот вид в свой альбом и
попросила Гоголя подписаться под ним. Он долго ходил по комнате, наконец сел к
столу и написал: «Совсем забыл свою фамилию: кажется, был когда-то Гоголем».
Эта фраза заставляет вспомнить осуждение писателем своих сочинений в библиотеке
отца Иоанна Базарова — Гоголь как бы видит себя уже монахом.
В Веймаре Гоголь был вместе с графом Толстым, чьи устремления также были
направлены к монашеству. Отзвук поездки в Веймар можно найти в письме Гоголя
«Нужно проездиться но России», вошедшем в «Выбранные места…» и адресованном
графу Толстому: «Нет выше званья, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть
когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и
помышленье мне в радость. Но без зова Божьего этого не сделать. Чтобы
приобресть право удалиться от мира, нужно уметь распроститься с миром.
<…> Нет, для вас так же, как и для меня, заперты двери желанной
обители. Монастырь ваш — Россия!»