По словам В. А. Жуковского, настоящим призванием Гоголя было монашество. «Я
уверен, — писал Жуковский П. А. Плетневу в марте 1852 года из Бадена, получив
известие о смерти Гоголя, — что если бы он не начал свои «Мертвые Души»,
которых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы
был монахом и был бы успокоен совершенно, вступив в ту атмосферу, в которой
душа его дышала бы легко и свободно»[5].
Гоголь — одна из самых аскетических фигур нашей литературы. Последнее его
десятилетие проходит под знаком все усиливающейся тяги к земному претворению
христианского идеала. Не давая важнейших обетов монашества — целомудрия и
нестяжания, — он воплощал их в своем образе жизни. «Нищенство есть блаженство,
которого еще не раскусил свет. Но кого Бог удостоил отведать его сладость и кто
уже возлюбил истинно свою нищенскую сумку, тот не продаст ее ни за какие
сокровища здешнего мира».
Однако подлинный трагизм ситуации заключался в том, что монашеский склад был
только одной и, вероятно, не главной стороной гоголевской натуры.
Художническое начало побеждало в нем; кризис Гоголя — следствие глубочайшего
внутреннего конфликта между духовными устремлениями и писательским даром.
Еще по меньшей мере дважды Гоголь пытался если не уйти в монахи, то хотя бы
приблизиться к монастырю — в конце жизни он собирался на Афон и несколько раз
ездил в Оптину Пустынь. Одним из ключевых моментов его духовного развития стало
паломничество в Иерусалим в 1848 году.
О своем намерении совершить путешествие в Святую Землю Гоголь публично
объявил в предисловии к «Выбранным местам…», прося при этом прощения у своих
соотечественников, испрашивая молитвы у всех в России — «начиная от святителей»
и кончая теми, «которые не веруют вовсе в молитву», — и в свою очередь обещая
молиться о всех у Гроба Господня.
В 1847 году в Иерусалиме в связи с большим числом паломников из России была
основана Русская Духовная миссия. Начальником ее был назначен архимандрит
Порфирий (Успенский), впоследствии епископ Чигиринский, крупнейший знаток
культуры христианского Востока; в составе миссии находились также иеромонах
Феофан (Говоров), будущий епископ Тамбовский, Владимирский и Суздальский,
знаменитый Затворник Вышинский (прославленный в лике святых Поместным Собором
Русской Православной Церкви в 1988 году), и только что окончивший Петербургскую
семинарию молодой священник отец Петр Соловьев. Последний оставил воспоминания
о встрече с Гоголем в январе 1848 года на пароходе «Истамбул», следовавшем к
берегам Сирии — в Бейрут, откуда миссия должна была отправиться в Иерусалим.
Архимандрит Порфирий отрекомендовал Гоголю отца Петра как художника. Гоголь
показал тому маленький образ Святителя Николая и спросил его мнения о работе.
«По всему видно было, что он высоко ценил в художественном отношении свою икону
и дорожил ею как святынею», — вспоминал отец Петр