.
Из Бейрута Гоголь и его спутник, отставной генерал М. И. Крутов, в
сопровождении нежинского однокашника Гоголя, русского генерального консула в
Сирии и Палестине К. М. Базили отправились в Иерусалим. Примерно в середине
февраля 1848 года в записной книжке Гоголя появляется запись: «Николай Гоголь —
в Св. Граде».
Пребывание Гоголя в Святой Земле — довольно неясный эпизод его духовной
биографии. Он осуществляет все то, что полагается паломнику: проходит по
местам земной жизни Спасителя, говеет и приобщается Св. Тайн у Гроба Господня,
молится за всю Россию — подобно своему далекому предшественнику, древнерусскому
поклоннику игумену Даниилу, который в XII веке молился здесь за себя и еще
больше за Русскую Землю.
Гоголевское описание Литургии у Гроба Господня исполнено высокого
воодушевления и теплого чувства: «Я стоял в нем (алтаре. — В. В
) один: передо мною только священник, совершавший Литургию. Диакон,
призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба. Его голос
уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был
еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших «Господи,
помилуй» и прочие гимны церковные, едва доходило до ушей, как бы исходившее из
какой-нибудь другой области. Все это было так чудно! Я не помню, молился ли я.
Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для
моленья и так располагающем молиться. Молиться же собственно я не успел. Так
мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые
моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как
очутился перед Чашей, вынесенной священником из вертепа для приобщенья меня,
недостойного…» (из письма В. А. Жуковскому в апреле 1848 года).
Однако в целом паломничество, видимо, не дало тех плодов, на которые Гоголь
надеялся, — некоего духовного просветления. «Мое путешествие в Палестину точно
было совершено мною затем, — писал он тому же Жуковскому в феврале 1850 года, —
чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика
черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость! Я
удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых
Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря, — и при всем том я не стал лучшим,
тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное».
Позднее Гоголь не раз говорил и писал о новой поездке в Иерусалим. Однажды
Н.Н. Сорен, рожденная Смирнова, дочь Александры Осиповны, тогда еще маленькая
девочка, спросила его: «А меня возьмете в Иерусалим?» Гоголь ответил задумчиво:
«Я не скоро поеду; мне нужно прежде кончить дело».