— Тебе-то что до него за дело? — спросил Апраксин.
— А такое мне до него дело, что под ним мы и шведского воинского человека на Двине побили, он из крепости, мы с острову. Про высадку шведов слышал? Как на острове те шведы побиты мужичками некоторыми были? Слышал? Вот в те поры мы и узнали Иевлева Сильвестра Петровича…
— Что в Архангельске говорят? За какие грехи он в узилище брошен?
— И он схвачен и Рябова-кормщика ищут не за грехи, а за правду…
— Так все и говорят?
— Все, да что в сем проку? Иноземцы, слышно, на него написали сказку, будто шведского воинского человека с почестями в цитадели принял; сам будто изменник и кормщика ради изменного дела послал к шведам на корабли…
— Есть ли такие, которые сему верят?
— Таких не знаю.
Опять помолчали. Федор Матвеевич вдруг спросил:
— Ты-то сам кто таков?
— А то тебе и ни к чему, Федор Матвеевич! — ответил Молчан. — Назовусь — ни хуже, ни лучше не станется. Проходимый я человек, и вся недолга.
— Беглый?
— Ну, беглый!
— От кого беглый?
— Беглый я от господина Зубова, который у тебя в столовом покое вино пьет. От него я беглый.
— И видел его, как ко мне шел?
— Видел, Федор Матвеевич.
— А все же пошел?
— Пошел.
— Может, он тебя и не помнит?
— Он не помнит, люди его помнят.
— Для чего ж ты шел?
— Челобитную нес. Не мои слезы, не моя кровь. Нес — и донес.
— А далее что будет?
— Там поглядим…
Федор Матвеевич с любопытством еще посмотрел на Молчана, спросил:
— Не моряк?
— Вроде бы и нет.
— Зря!
Он кликнул человека, велел ему вывести Молчана из дому.
— Ежели в столовом покое остановят сего негоцианта, скажи: некогда ему. Понял ли?
Солдат сказал, что понял, но Павел Степанович видел по его глазам, что ему невдомек, о чем идет речь…
Застолье в столовом покое стало еще веселее: два помещичьих недоросля плясали под рожечную музыку, офицеры, здешние дворяне, корабельные мастера-иноземцы хлопали в ладоши, топали ногами, улюлюкали. Зубов стоял у двери, отхлебывая мед из кубка, не мигая смотрел на Молчана. Павел Степанович помедлил, но солдат-провожатый слегка подтолкнул его в спину, молвя:
— Иди, иди, господин купец, иди веселее…
За спиною князя в сизом табачном дыму стояли неподвижно, словно неживые, его люди, челядь в малиновых туго перепоясанных кафтанах — здоровые, сытые. А Фаддейки не было — он ждал во дворе…
— А ну, купца пустите! — молвил солдат за спиною Молчана, — а ну, поживее. Некогда господину гостю…
Князь, покосившись, слегка посторонился, солдат сказал вслед Молчану, что вот-де и вся недолга, и тотчас же Павел Степанович увидел Мирошникова, который пятился перед ним во дворе. Со всех сторон на него двигались зубовские люди, лунные блики прыгали по их лицам, и кинжал, который он держал в руке, теперь не мог ему помочь.