Эйно своими корявыми пальцами разогнул кулак Рябова — показал, как русский парень держит ладонь.
— Вот так. А на руке корот построил. Весь корот: тома, атмиралтейство, австерий, почт-тамт, пороховой твор, крепость, Невский першпектив. А кокта построил — поставил весь тот корот сразу на полото, польшой корот полото не мог сожрать. Не ушел корот в полото. Остался. Корот держится, отна изпа не тержится. Ты миешься?
— Я не смеюсь! — ответил Рябов. — С чего тут смеяться. Добрая сказка.
— Мияться не нато, — молвил Эйно. — Умная сказка.
— Ну, пойдем, дединька, — предложил лоцман, — заколеем тут на холоду сидеть. Может, моя хозяйка и прибралась в избе.
Эйно взял свою корзину с рыбой, Рябов широко распахнул перед ним калитку. В доме славно пахло лечебными травами, свежевымытыми полами, теплыми пирогами. Таисья приоделась, только волосы не прибрала — тугая, длинная коса ровно лежала вдоль спины и делала ее похожей на девушку, словно вернулись те давние времена на Мхах…
— Секотня приетет твой парень! — сказал ей дед Эйно.
— Да уж вовсе заждалась, дединька! — как-то громче обычного, с тоской в голосе сказала Таисья. — Два года не видела! Гардемарин уже; люди сказывают: малый с толком; худого про него не слышно, да только стосковалась вся…
И поставила на стол завтрак: миску каши, хлеб, кринку молока, а сама стала разбирать рыбу.
— Ты-то что ж не садишься? — спросил лоцман.
Она вздохнула, не ответила.
— Мост бы поставить через Неву, — погодя сказал Рябов. — Вот дело бы было. А то как ледоход, либо ледостав — носа с острова не высунуть.
— Мост? — спросил дед Эйно.
— Мост.
— Нельзя мост! — молвил финн. — Такой мост не пывает.
Он доел кашу, похлебал молочка и, поклонившись хозяйке, пошел к двери. Таисья его окликнула, попросила не побрезговать хлебом-солью, как сын приедет. Дед Эйно поблагодарил, лоцман проводил его до калитки и опять постоял, глядя на Неву и томясь ожиданием. Потом прошелся вдоль пологого берега, покрытого ноздреватым снегом, из-под которого уже кое-где пробивалась жухлая прошлогодняя трава, — к усадьбе шаутбенахта Иевлева. Здесь были раскрыты ворота и во дворе возился с легкими санками Иевлева кучер — хитрый мужчина Елизар.
— Поджидаешь? — спросил он, заметив Рябова.
— Да вот… похаживаю. Что с санками делаешь?
— А надобно их в каретник поставить. Кончилось санное время…
Елизар подошел поближе к воротам и, сделав таинственную мину, негромко заговорил:
— Ты, Иван Савватеевич, поджидаешь, и у нас ныне некоторые на усадьбе вовсе очей не смыкали…
Лоцман пожал плечами, как бы говоря, что его это обстоятельство совершенно не занимает.