Один раз опоры тента затрещали, приспосабливаясь к новому давлению, потом снова наступила тишина, нарушаемая только шорохом песчинок.
— Попытайтесь еще раз включить приемник, — попросила Джессика.
— Бесполезно, — отозвался он.
Он нащупал у шеи водную трубку своего стилсьюта, открыл зажим и сделал один глоток Только теперь он начал свое по-настоящему арракинское существование — жизнь на влаге, регенерированной из его тела и дыхания. Вода была безвкусной и теплой, но смягчила воспаленное горло.
Джессика услышала, что Пол пьет, и почувствовала, как прильнул к ее телу ее собственный стилсьют, однако подавила чувство жажды. Утолить ее означало согласиться с ужасной необходимостью сохранять даже отходы собственного организма, жалеть о тех каплях, которые расходуются при дыхании на открытом воздухе. Она предпочла снова погрузиться в сон.
Но этот дневной сон подарил ей сновидение, воспоминание о котором заставило ее вздрогнуть: ее руки во сне обнимали то место под слоем песка, где было написано: «Герцог Лето Атридес» Надпись была засыпана песком, и она все время пыталась его сгрести, но когда она доходила до последней буквы, первая снова оказывалась засыпанной.
Буря не унималась.
Она слышала монотонный звук, становившийся все громче и громче Какой смешной звук! Частицей сознания она поняла, что это ее собственный голос в пору младенчества И тогда женщина, едва различимая в памяти, исчезла. "Это моя неизвестная мать, Бене Гессерит, — подумала Джессика. — Она родила меня и отдала сестрам, потому что ей так приказали. Была ли она рада отделаться от ребенка Харконненов??
— Спайс — вот их уязвимое место, куда им можно нанести удар, проговорил вдруг Пол.
«Как он может думать о нападении в такое время?» — изумилась она про себя, а вслух сказала:
— Вся планета полна спайсом Как же ты собираешься нанести им удар?
— У нас на Каладане была морская сила и сила воздушная, — сказал он. — Здесь же властвует сила пустыни, и Свободные — ключ к ней!
Его голос будто пришел откуда-то извне. Изощренный слух Бене Гессерит помог ей уловить в его тоне скрытую горечь.
«Всю свою жизнь он воспитывался в ненависти к Харконненам, — подумала она. — А теперь узнал, что он и сам — Харконнен. И это из-за меня Как мало я о себе знаю! Я была единственной женщиной у моего герцога. Я принимала его жизнь и его ценности, даже не заботясь о тех обязанностях, которые существуют у Бене Гессерит».
Нить накаливания сделалась ярче под рукой Пола, залив зеленым светом те уголки, которые прятались до этого в полутьме. Капюшон Пола был надвинут, как перед выходом в открытое пространство, лицо закрыто, ротовой фильтр на месте, зажимы вставлены в нос. Видны были лишь его темные глаза. Он повернул к ней узкую полоску лица и сразу же отвернулся.