Билл произнес это ровным спокойным голосом, но не смог скрыть горечи. Что бы он ни говорил, подумала Стеф, а память об их родовом позоре, об этом клейме, по-прежнему жива и отравляет ему существование. И как ей можно было такое брякнуть, корила она себя. Готовая провалиться сквозь землю от стыда, Стеф осторожно прикоснулась к его руке.
— Прости меня, пожалуйста. Ты же знаешь, твое происхождение никогда не имело для меня никакого значения. Мне и в школьные годы было не важно то, что твой отец сидел, а теперь и подавно…
Билл посмотрел на нее, маленькую, хрупкую и еще больше съежившуюся от чувства своей вины, и вздохнул. Разве она уже не говорила раньше все это множество раз, да и совсем недавно тоже? И разве прошлое его отца имеет для него теперь значение, если он, Билл Уиндхем, еще много лет назад научился не обращать внимания на пустую болтовню о социальном статусе? Почему же он сейчас так болезненно прореагировал на ее слова? Наверное, потому, сказал Билл себе, что все связанное с этой женщиной трогает его до глубины души.
— А что для тебя имеет значение, Стеф? — дрогнувшим и каким-то чужим голосом спросил он.
Стеф почувствовала его состояние. И то, сколь многое значил для него ее ответ. Инстинктивно ей захотелось спрятаться, уйти от разговора, но она уже не могла уклониться и кротко промолвила:
— Только ты…
Неужели это не сон? Или это время пошло вспять, и она, преодолев невидимый барьер, все-таки произнесла те самые слова, которые собиралась сказать ему тринадцать лет назад в их несостоявшееся свидание. Несостоявшееся потому, что он женился. И у него вскоре родился сын.
— Джефф…
Вспомнив о мальчике и о том, что он совсем рядом и вот-вот может войти, Стеф слегка отстранилась от Билла и убрала ладонь с его руки.
— Только ты и Джефф, — закончила она фразу. — Я встретила вас в такой период жизни, когда мне особенно необходимо быть и чувствовать себя нужной кому-нибудь. Я очень хочу помочь Джеффу в его проблемах с учебой, и, быть может, увижу, как и вы с ним станете блике друг к другу.
Она слабо улыбнулась, но глаза ее остались серьезными. Билл видел, как радость на ее лице сменилась неподдельной печалью. В какой-то момент Стеф задрожала, тонкая и нежная, словно хрупкий цветок под дождем, но тут же стала сумрачной и непроницаемой, как сам дождь. Цветок в грозу. Не такой ли она всегда виделась ему? Вся сотканная из противоречий. Ребенок-цветок, женщина дождя.
Войдя на кухню, Стеф подошла к столу и положила в свой портфель папку с документами Джеффа.
— Я возьму их с собой, чтобы внимательно изучить дома. Надо посмотреть, не пропустила ли я что-нибудь.