Впрочем, то же самое они говорят и о нас. Зато в плане напакостить материалисты, конечно, сильнее: никакая иллюзия присутствия кошачьего дерьма в темном гардеробе мастерской Антонины не идет в сравнение с настоящим кошачьим дерьмом, в которое вляпается будущий мастер иллюзии, не способный отличить видимость от реальности.
Да фиг с ними, с мастерами. Я хочу научиться двигаться так же непринужденно и грациозно, как их девушка. Бедро – плечо – подбородок – ресницы… В чем фокус? Чтобы не смущать иллюзионистов, я ухожу за угол, нахожу там стеклянную дверь и долго топчусь и покачиваюсь перед ней, впустую тратя время и навлекая на себя гнев Антонины. Может, я что-то упустила? Например, движение локтя или кисти руки?
– …Ну, надумала?
Я поспешно вышла из транса.
– По-моему, все нормально.
– Ах, все нормально, – зловеще повторила Антонина. – Все, значит, тебя устраивает…
Малолетние девчонки оставили свои работы и как по команде повернулись ко мне, предвкушая забаву. Преподавательница их не разочаровала. Окинув мою сакуру невыразимо презрительным взглядом, она собственноручно принялась обрывать белые цветы и бросать их на пол. Деревце облысело в одну минуту. Нет, я не смела сопротивляться – но лучше бы она повырывала мне все волосы! В тот миг я ее ненавидела страшной ненавистью.
Это было чисто демонстративное наказание, так сказать, акция устрашения, ведь она могла просто дематериализовать цветы и тихо, не привлекая внимания, объяснить мне, чем они ей не приглянулись. Но подобная тактичность, к сожалению, не в стиле Антонины.
– Теперь понятно? – тяжело дыша, спросила злыдня.
– Нет, – с ненавистью процедила я.
– Для особо тупых поясняю, – ответила она с деланным терпением. – Эти белые, дурно пахнущие лепехи – безвкусица. Бутафория. Мещанство. Я надеялась, ты заметишь сама. Ты могла, но не захотела – почему, не понимаю. Теперь взгляни на дерево. Про ствол я, ладно уж, промолчу. А это что такое?
– Где? А, это… Шипы.
– Откуда на вишне шипы?
– А разве на вишне нет шипов?
– Нет.
– Хм. А может, на сливе есть?
– Я тебе скажу, почему на твоей вишне выросли шипы. Это отрыжка неразвитого эстетического чутья. Ты почувствовала, что переложила сахару, и попыталась компенсировать свои аляповатые бутоны шипами. Как бы уравновесить, понимаешь?
– Нет, – повторила я из чистого упрямства.
– И получился ботанический урод, – закончила Антонина. – Ничего, зато горшок вышел вполне прилично. Ладно. Приступай к работе. Все надо переделать.
Моя душа была погружена в глубокое уныние. Вот это и называется – удар в самое сердце.