— Но я не могу передать ему такое послание! — растерянно проговорил тот.
— Придется, — сказала Изабель. — Таков мой ответ.
— Что ж, как пожелаете…
Галлахер повернулся и вышел. В то же мгновение в комнату влетела Дельфиния — очевидно, она подслушивала разговор, пристроившись в коридоре.
— Как ты смеешь?! — прошипела она. — Ты что, с ума сошла?
Изабель подняла глаза на мачеху. Она была совсем не удивлена.
— О чем ты?
— О чем?! О том, как ты была груба с посланцем герцога Эйвона! — визгливо закричала Дельфиния, трясясь от гнева.
— Ах вот оно что…
— Ты что же, хочешь лишить Рут и Лобелию возможности выйти замуж?
— Разумеется, нет.
— Герцог Эйвон вхож в лучшие дома Лондона, — заявила Дельфиния. — Знакомство с ним будет нам чрезвычайно полезно. Ты немедленно пошлешь ему письмо с извинениями!
— Я не позволю герцогу Эйвону вмешиваться в дела семьи Монтгомери, — твердо сказала Изабель, вставая и глядя мачехе прямо в глаза.
— А я требую, чтобы ты направила ему письмо с извинениями! — повторила Дельфиния. В ее голосе звучали ярость и отчаяние.
Изабель решила, что сегодня и так проявила слишком много терпения. Неплохо было бы огорошить и шокировать мачеху. Потому, взяв свою флейту, она обернулась к Гизеле и проговорила:
— На сегодня я закончила с делами. Пойдем на реку, поиграем на флейте?
— Я уж думала, ты так и просидишь весь день дома, — ответила та.
Изабель бросила насмешливый взгляд на мачеху, застывшую с выражением немого ужаса на лице, и прошествовала мимо нее к выходу. Последнее, что она услышала, был голос Дельфинии:
— Лобелия и Рут правы. Ты действительно сумасшедшая!
— Что ты сказал?
В гневе Джон Сен-Жермен вскочил с кресла. Стоя лицом к лицу со своим слугой, Джон напоминал скорее демона, а не человека. Его черные глаза сузились и, казалось, потемнели еще больше, тонкие черты лица исказила ярость.
— Я… я только посыльный, ваша светлость, — пролепетал Галлахер, отступая на шаг назад. — Мисс Монтгомери сказала…
— Я уже слышал, что она сказала, — оборвал его Джон.
Галлахер сделал еще шаг назад.
— Твой человек просто выполнял свою работу. Не следует гневаться на него за это, — проговорил женский голос.
— Можешь идти, — сказал слуге Джон, стараясь взять себя в руки.
Галлахер вышел. Джон проследил за ним взглядом и повернулся к вошедшим. В гостиной появились его мать и тетушка Эстер в сопровождении Росса. Пожилые леди неодобрительно покачивали головами, а на лице Росса блуждала улыбка, способная кого угодно привести в ярость.
— Я не позволю этой девчонке так говорить! Как она смеет приказывать мне «заниматься своими делами»!