Росс ухмыльнулся:
— Увы, она уже это сказала…
Джон мрачно взглянул на брата, потом перевел взгляд на мать и тетку, которым с трудом удалось вернуть своим лицам серьезное выражение.
Первой заговорила герцогиня Тесса:
— Это напомнило мне о тех временах, когда мы с отцом Джона…
— Я помню, Тесса, — прервала ее тетушка Эстер; сестры переглянулись и улыбнулись друг другу.
Выражение лица Джона несколько смягчилось; он с интересом взглянул на мать.
— И что же тогда произошло?
— Мне кажется, именно в ту ночь ты и был зачат…
— А что случилось в ту ночь, когда он был зачат? — поинтересовался Росс.
Герцогиня снова улыбнулась своим мыслям, но ничего не ответила.
Джон покачал головой, словно не веря собственным ушам — что за глупости обсуждают его родственники.
— Я опекун этой девушки и отвечаю за финансовое положение семейства Монтгомери, — сказал он Россу.
— Тогда попытайся послать ей приглашение, а не приказ, — предложил Росс.
— Мне бы хотелось встретиться с этой юной леди, — заметила герцогиня.
— И мне тоже, — присоединилась к ней леди Эстер.
— Она блондинка, — сообщил им Джон; в его голосе явственно слышалось пренебрежение. — По-моему, этим все сказано.
— Не все блондинки такие, как Ленора Гримсби, — сказала его мать.
— Это мы еще посмотрим, — возразил Джон. — Эта Монтгомери от меня так легко не избавится!
— А мне-то казалось, что ты вовсе не жаждешь взвалить на себя ответственность… — протянул Росс.
— Я дал честное слово и намереваюсь довести дело до конца, — ответил Джон. И, уже направляясь к дверям, прибавил: — Я еду в Арден-Холл.
— Хочешь, поеду с тобой? — предложил Росс.
— Нет, благодарю, — бросил через плечо Джон.
Через несколько минут Джон уже вскочил в седло и выехал из дома.
Печальной казалась ранняя зима. Лучи солнца пробивались сквозь облака, кисеей закрывавшие небо, и редкие блики скользили по опавшим листьям, устилавшим стылую землю. Четко, словно нарисованные черной тушью, выделялись на фоне неба голые ветви деревьев.
После пышной и яркой шотландской осени Джон больше всего любил именно это время года. Сейчас он мог удалиться в Эйвон-Парк, туда, где можно было спокойно жить в кругу семьи и забыть о высшем обществе Лондона… Он всегда надеялся на то, что к тридцати годам найдет себе хорошую жену и станет отцом семейства, но Ленора Гримсби положила конец этим мечтам.
Проскакав две мили вдоль реки Эйвон, Джон направил свою любимую кобылу Немезиду в лес, но почти сразу придержал лошадь: до его ушей донеслась нежная мелодия. Она звучала так странно в молчаливом зимнем лесу. Склонив голову, Джон прислушался и улыбнулся. Кто-то играл на флейте. Прислушавшись внимательнее, он разобрал два голоса. Чудесная мелодия плыла среди деревьев. Немного грустная, но в то же время нежная и полная чувств, она глубоко тронула сердце Джона…