, т.е. на одну топку приходилось по 435 трупов, тогда как в оснащенном компьютерами крематории можно было в 1994 году сжигать в сутки максимум 24 трупа
[181] Скромнее звучит рассказ Гёсса
[182]:
«Оба больших крематория I и II (по нынешней нумерации II и III) были выстроены зимой 1942/43 гг. и задействованы весной 1943 года. В них было 5 трехкамерных печей, в каждой из которых можно было за сутки сжечь 2000 трупов.»
Следовательно, в каждой камере сжигалось до 133 трупов, впятеро больше, чем в современном компьютеризированном крематории!
Постараемся объяснить приведенные несуразности. Правоверные историки сегодня считают, что в Освенциме погиб миллион человек или поменьше, но после войны обычно называлась цифра в четыре миллиона. Напомним, что Гёсс всегда настаивал на 3 миллионах. Поскольку число жертв было намного выше производительности «газовых камер» и крематориев, то волей-неволей приходилось говорить о рекордных темпах газации и кремации. Пришлось также изобрести отверстия для циклона Б, дабы яд попал в камеры смерти, весь остальной бред — плод больной фантазии свидетелей. Приведем еще два образчика Повествует Шмуль Файнзильберг [183]:
«В другой раз Моль нашел несколько колец и часы у одного из парней нашей группы. Он послал подростка в крематорий, его посадили в печь и подпалили сигаретами, потом вытащили из печи, подвесили на руках, мучили и допрашивали, откуда у него найденные вещи. Затем облили до пояса бензином и подожгли, приказав бежать к проволочному ограждению, где его и пристрелили».
Рассказ о трех отроках в огненной пещи из Ветхого Завета (Дан. 3, 4) — вот замечательная параллель к огнестойкости подростка.
На десерт предлагаем отрывок из «зарытой рукописи неизвестного автора» [184]:
«Там стоит пятилетная девчушка и раздевает своего годовалого братца. Член команды подходит, чтобы снять с него одежду. Девочка громко кричит: „Прочь, убийца евреев! Не прикасайся к моему братцу своими руками, обагренными еврейской кровью! Я для него — мамочка, и он умрет на моих руках“. Рядом стоит семи— или восьмилетний мальчик и он слышит такие слова: „Ты — еврей и забираешь этих славных детей лишь потому, что сам хочешь жить? Разве жизнь среди этих убийц тебе дороже, чем жизнь стольких еврейских жертв?“… Гауптштурмфюрер Моль ставил людей на четвереньки в один ряд и их расстреливал очередью…*»
Толкованием приведенных отрывков следует заниматься не историку или инженеру, а невропатологу или знатоку Талмуда. И тем не менее им верят.
Американский ревизионист Брэдли Смит рассказывает, что, согласно одному газетному интервью с «пережившим холокост», в Бухенвальде каждый день еврея запирали в одной клетке с медведем и орлом. Медведь съедал еврея, а орел расклевывал его кости. На восклицание репортерши: «Это же невероятно?» «переживший холокост» отвечал: «И все же это было». Спорим, что большинство читателей столь же легко проглотило эту басню, как медведь узника. После многолетней промывки мозгов любой еврей может нести любую чушь о любом немце и ему верят.