– Вот, – сказала она, – подкрепитесь на дорогу. Старичок с удивлением посмотрел на Лизбет своими выцветшими, светлыми, как стекло, глазами. Он медленно выпил вино, отломил кусочек хлеба и сказал дрожащим голосом:
– Я человек старый, но мало видел на своем веку людей с таким добрым сердцем, как у вас. А доброта никогда не остается без награды...
– И свою награду она получит сейчас же! -загремел у них за спиной страшный голос.
Они обернулись и увидели господина Петера.
– Так вот ты как!.. – проговорил он сквозь зубы, сжимая в руках кнут и подступая к Лизбет. – Самое лучшее вино из моего погреба ты наливаешь в мою самую любимую кружку и угощаешь каких-то грязных бродяг... Вот же тебе! Получай свою награду!..
Он размахнулся и изо всей силы ударил жену по голове тяжелым кнутовищем из черного дерева.
Не успев даже вскрикнуть, Лизбет упала на руки старика.
Каменное сердце не знает ни сожаления, ни раскаяния. Но тут даже Петеру стало не по себе, и он бросился к Лизбет, чтобы поднять ее.
– Не трудись, угольщик Мунк! – вдруг сказал старик хорошо знакомым Петеру голосом. – Ты сломал самый прекрасный цветок в Шварцвальде, и он никогда больше не зацветет.
Петер невольно отшатнулся.
– Так это вы, господин Стеклянный Человечек! – в ужасе прошептал он. – Ну, да что сделано, того уж не воротишь. Но я надеюсь по крайней мере, что вы не донесете на меня в суд...
– В суд? – Стеклянный Человечек горько усмехнулся. – Нет, я слишком хорошо знаю твоих приятелей – судейских... Кто мог продать свое сердце, тот и совесть продаст не задумавшись. Я сам буду судить тебя!..
От этих слов в глазах у Петера потемнело.
– Не тебе меня судить, старый скряга! – закричал он, потрясая кулаками. – Это ты погубил меня! Да, да, ты, и никто другой! По твоей милости пошел я на поклон к Михелю-Голландцу. И теперь ты сам должен держать ответ передо мной, а не я перед тобой!..
И он вне себя замахнулся кнутом. Но рука его так и застыла в воздухе.
На глазах у него Стеклянный Человечек вдруг стал расти. Он рос все больше, больше, пока не заслонил дом, деревья, даже солнце... Глаза его метали искры и были ярче самого яркого пламени. Он дохнул – и палящий жар пронизал Петера насквозь, так что даже его каменное сердце согрелось и дрогнуло, как будто снова забилось. Нет, никогда даже Михель-Великан не казался ему таким страшным!
Петер упал на землю и закрыл голову руками, чтобы защититься от мести разгневанного Стеклянного Человечка, но вдруг почувствовал, что огромная рука, цепкая, словно когти коршуна, схватила его, подняла высоко в воздух и, завертев, как ветер крутит сухую былинку, швырнула оземь.