- И даже когда тебе стукнет девяносто, лорд мой, - со смехом поддержал его Ланселет. - Вот так и вижу, словно наяву: Гвенвифар ведет тебя за одну руку, я - за другую, и так ковыляем мы, едва волоча ноги, к твоему трону к тому времени нам всем будет под девяносто или около того! - Конюший вдруг посерьезнел. - Беспокоюсь я за Талиесина, лорд мой, он совсем одряхлел, и зрение его подводит. Не следует ли ему возвратиться на Авалон и провести там последние годы в покое и мире?
- Конечно же, следует, - отозвался Артур, - да только он говорит, что не бросит меня одного, на советников в лице одних лишь священников...
- А где тебе и найти лучших советников, если не среди святых отцов, лорд мой? - вспыхнула Гвенвифар. Жуткое слово "Авалон" она терпеть не могла; ее пугала самая мысль о том, что Артур дал обет оберегать и хранить тамошние языческие обычаи.
Они вошли в зал, где горел огонь, Ланселет осторожно усадил короля в кресло, и тот раздраженно отмахнулся:
- Да уж, устройте старика у очага и принесите ему ночной горшок: дивлюсь я, что вы позволяете мне носить сапоги и штаны вместо ночной рубашки!
- Дорогой мой лорд... - начала было Гвенвифар, но Ланселет положил руку ей на плечо.
- Не тревожься, родственница; все мужчины таковы: капризничают и брюзжат, когда больны. Артур сам не понимает, как хорошо устроился: за ним ходят прекрасные дамы, к его услугам изысканные яства, и чистые повязки, и столь презираемые им горшки... А вот я лежал раненым в военном лагере, и ухаживал за мной вечно всем недовольный старикашка - он был хром и сражаться не мог, - и валялся я в собственном дерьме, поскольку с места сдвинуться не мог, и никто и не думал подойти ко мне и помочь подняться, и приносили мне лишь кислое пиво да сухари, чтобы в пиве размачивать. А ну, перестань ворчать, Артур, а не то я уж позабочусь, чтобы ты лечил свою рану мужественно и стойко, как подобает солдату!
- Да уж, этот и впрямь позаботится, - фыркнул Артур, тепло улыбаясь другу. - Не слишком-то ты боишься своего короля, принц Галахад... - Артур взял из рук жены роговую ложку и принялся поглощать месиво из горячего вина с хлебом и медом. - До чего вкусно; и притом согревает; и пряности там есть, не так ли - те самые пряности, что ты велела мне прислать из Лондиниума...
Подошедший Кэй забрал у короля пустую чашу.
- Ну, и как поживает твоя рана после часовой прогулки, лорд мой? По-прежнему болит и ноет?
- Меньше, чем в прошлый раз; вот и все, что я могу сказать, отозвался Артур. - Впервые в жизни я узнал, что такое настоящий страх: я испугался, что умру, не завершив трудов своих.