— Завещание! — воскликнул Кристофер Милберс, выходя вперед.
— Подождите минуту, — сказал Пауль. — Какое число вы назвали — двадцать пятое января? Ты подумай, держу пари, что…
— Что, Пауль? — переспросила его жена, так как он оборвал себя, словно раздумывая, следует ли продолжать дальше.
— Документ, который он попросил подписать меня в качестве свидетеля, — ответил Пауль. — Ты не помнишь? Я сказал тебе об этом в то воскресенье, когда Жозефина Делл была здесь. Он позвал нас обоих в комнату и сказал, что хочет, чтобы мы засвидетельствовали его подпись. Он подписался черными чернилами, затем перевернул страницу, и мы расписались.
Берта Кул перевернула лист, изучая подписи на другой стороне, и подтвердила:
— Все так. Два свидетеля: Жозефина Делл и Пауль Ханберри.
— Тогда это именно тот документ. Завещание.
— Почему вы ничего не сказали мне? — спросила миссис Креннинг раздраженно.
— Я говорил Еве, что мы что-то подписали. Мне казалось, что это завещание.
— Я не была в этом уверена, — торопливо принялась объяснять Ева матери.
— Что же там в завещании? — раздраженно перебил ее Кристофер Милберс. — Что там сказано?
Берта, которая продолжала читать документ, взглянула на него и заметила:
— Мне кажется, оно вас не обрадует.
— Хорошо, читайте же, — нетерпеливо предложил Пауль. — О чем там говорится?
Берта Кул стала читать вслух:
«Я, Харлоу Милберс, при свидетелях, в возрасте шестидесяти восьми лет, будучи в здравом уме и памяти и будучи изрядно уставшим, но не от жизни (потому что я люблю ее), а от людей, меня окружающих, собираюсь составить мое завещание следующим образом.
У меня есть только один оставшийся в живых родственник: Кристофер Милберс, кузен — чертов мелочный педант и лицемер. Я ничего не имею против него, кроме того, что он мне не нравится, раздражает, говорит слишком много о незначащем, и слишком часто, и придерживает свое собственное мнение по многим вопросам только потому, что надеется получить наследство после моей смерти.
Тому, что я с таким отвращением ожидаю своего конца, я обязан мысли о том, что мой родственничек получит возможность долго и нудно распространяться на тему святости семейных традиций, истинности дружеских связей, неисповедимых путей Господних, в то же самое время предвкушая все материальные блага, которые он получит после вскрытия завещания.
Принимая все это во внимание и осознавая, что необходимо оставить все-таки что-то моему дорогому кузену, дабы не разочаровывать его слишком сильно, так как он затратил порядочно времени, сочиняя для меня длинные и неинтересные письма, я завещаю посмертно моему кузену, Кристоферу Милберсу, десять тысяч долларов».