— Девица ошибается. Меня не было рядом с квартирой мисс Фрамли.
— Мне кажется, девица не лжет.
— И я так думаю, Лэм. Но неужели вы не понимаете, что это значит? Мы с Филиппом очень похожи. Ей и не нужно было к нему присматриваться. Она просто заметила его, когда он проходил мимо. Если бы сегодня утром здесь присутствовал Филипп, она бы опознала его. Но его не было. И, конечно, она хотела оказать услугу полиции: она увидела меня, и сходства оказалось достаточно. Она не должна видеть Филиппа.
— Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.
— Что ж, дай Бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы ваши предположения?..
— Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте, ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его за совершенно незнакомого человека.
— Великолепная мысль.
— У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?
— Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить вас выяснить.
— Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю в этом направлении?
— Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы не должны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновения Корлы Бурк.
— Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.
— С этим у вас забот не будет.
Берта Кул выпрямилась в своем кресле.
— Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…
Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план. Но на сей раз Берта не стушевалась:
— К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой, кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!
Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:
— Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать без руководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужно предпринять — и немедленно.
Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:
— Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чем за прочие.
— Насколько ж больше?
Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.
— Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, — предложила она.
Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившими пустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилище Дирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.
Я сидел в машине, взятой напрокат, смотрел на дом напротив и ждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость. Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервное напряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимого блеска, — но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти и десять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и стал глубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, что сводило бы с ума!