— Всего двести пятьдесят акров? А к кому же перешло все остальное?
— По большей части к твоему дядюшке Энди. Суэйнс тоже прикупил парочку уголков, но в основном все скупил Энди.
— Кстати, а сколько всего сейчас земли у дядюшки Энди?
— Сколько? Трудно сказать. Его хозяйство весьма разрослось за это время. За последние десять лет он только у меня перекупил три сотни акров. Но от других соседей ему удалось прирезать себе куда больше земли. Знаешь, Энди ведь знает толк в подобных вещах. Сейчас, постараюсь припомнить. В прошлом году он купил восемьсот акров у Камбервеллов. Но самый большой участок, который ему когда-либо удавалось прибрать к рукам — целое ранчо Гранта, примерно шесть месяцев назад.
— Но ведь у Гранта в свое время было не меньше двух тысяч акров угодий.
— Когда Энди покупал его ранчо, земли было столько же, Пит. Всего же, по моим подсчетам, Энди владеет примерно десятью тысячами акрами пастбищных земель. Говорят, что если бы он сейчас вдруг надумал продавать ранчо, то запросто смог бы выручить по двадцать пять долларов за акр — и ни центом меньше!
— А у тебя осталось лишь жалких двести пятьдесят акров — да и те заложены! И на сколько закладная?
— Будь я проклят, Питер, мне стыдно говорить тебе об этом, но мы должны уйму денег. Четыре тысячи восемьсот долларов. Так что банку придется попотеть, чтобы получить за наши развалины такие деньжищи!
— Так, значит, у нас почти ничего не осталось?
— Почти ничего.
— Я сделаю вот что, — сказал Питер. — Утром я отправлюсь в город и дам телеграмму. И даю тебе слово, что к вечеру у тебя будет даже больше пяти тысяч долларов.
Он услышал в темноте рядом с собой сдавленный вздох.
— Питер, ты это серьезно?
— Очень серьезно. Серьезней не бывает. У меня есть очень надежные друзья. Так что предоставь это дело мне.
В наступившей тишине послышался ещё один вздох, а затем Росс Хейл пробормотал:
— Эх, Питер, думаешь, я ничего не понимаю? Наверное, те ребята ещё застали твои лучшие времена, когда ты творил чудеса на футбольном поле, забивал свои голы прежде, чем остальные успеют глазом моргнуть, и равных тебе в этом не было. Они видели тебя в действии, и с тех пор навсегда остались преданными вашей дружбе, ведь так? О, Питер, ты представить себе не можешь, как я счастлив узнать об этом! Как я рад!
И он снова замолчал. Питер хорошо понимал, что даже этот нежданный дар вряд ли сможет сделать отца счастливее, наводя того на грустные мысли, вынуждая тосковать о том, что могло бы случиться, но не сбылось. Хотя теперь у него появилось ощущение, что первое потрясение было уже позади, и гнетущая атмосфера, царившая на старом ранчо и отравлявшая жизнь его обитателям, должна несколько рассеяться.