Бургомистр Вульфлам спокойно и убедительно говорил о возведении сооружений гавани. Чем дольше он говорил, тем больше возмущался Хозанг. Его, как преступника, извлекли из дома, когда уже шло заседание. И он готов был, как только бургомистр закончит, бросить магистрату свои обвинения. Он искал возможности встретиться взглядом с Карстеном Сарновым, тот между тем, кажется, не испытывал такого желания и неотступно смотрел на бургомистра. Огромен был этот Вульфлам, на голову выше любого из других Вульфламов. Но старый Вульфлам с годами стал тучен, грудь его выпячивалась, как латы, огромный живот делал его похожим на великана, которому стоит просто махнуть рукой, чтобы сразить противника. Его сын носил "вульфламовские усы", как называли свисающие по обе стороны рта монгольские усы. У старого же Вульфлама была пышная, буйно разросшаяся, ярко рыжая окладистая борода, которая закрывала половину лица и спадала на могучую грудь. Ему было около семидесяти, однако темные волосы, выбивающиеся из-под покрывавшего огромную голову берета, еще не тронула седина. В глазах, смотревших из-под кустистых бровей, было достаточно спокойствия, рассудительности и властности. Несмотря на всю ненависть и отвращение, которое чувствовал Хозанг к бургомистру, внешний вид этого патриция действовал и на него подавляюще. И никто бы не подумал, что этот могучий, прямо таки величественный человек жаден до золота, упивается убийством, одержим жаждой власти. Казалось, яд, нож, пытка и все, что свойственно хищной волчьей натуре, - понятия, несовместимые с ним.
Хозанг очнулся от своих мыслей, когда начал говорить Николаус Зигфрид, второй бургомистр. Он был среднего роста, но рядом с Бертрамом Вульфламом он казался маленьким и хилым, хотя был просто строен и худощав. Его узкое сухое лицо казалось как бы приплюснутым, потому что лоб был очень покат. Лет на десять моложе Вульфлама, он выглядел лет на десять старше, потому что был сед, а под усталыми глазами набухли мешки. Если у старого Вульфлама голос был низкий, грубый, отчетливый, то у этого он был высокий, визгливый и неприятный.
С каким вниманием стал слушать Хозанг, когда разобрал, о чем говорит бургомистр Зигфрид! О весьма прискорбном происшествии докладывал он, о происшествии, которое единожды произошло за всю историю города, и да будет воля господня, чтобы оно и осталось единственным. Он сожалел, что долг бургомистра заставляет его выполнять эту неприятную задачу. Он просил господ ратсгеров отнестись к нему поэтому снисходительно.
- Речь идет о члене магистрата господине Германе Хозанге.