Дело об искривленной свече

Перри Мейсон распахнул дверь своего кабинета и улыбнулся Делле Стрит, протиравшей его письменный стол с присущей всем секретаршам тщательностью.

— Доброе утро, шеф. — Она улыбнулась тоже.

Мейсон убрал шляпу в стенной шкаф, подошел к столу и взглянул на почту, разложенную на три стопки. На первой из них лежала записка: «Просмотреть, ответа не требуется». На второй значилось: «Прочитать, ответить под вашу диктовку». В третьей стопке было с полдесятка писем, эти следовало «Прочесть и ответить лично».

Делла Стрит прошла в свой секретарский офис, примыкающий к кабинету Мейсона, убрала пыльную тряпку в ящик письменного стола, вернулась в кабинет и села на стул, пристроив блокнот на коленях в ожидании, когда шеф начнет диктовать.

Сначала Мейсон взялся за письма, требующие его личного ответа. Прочел первое, постоял перед окном, глядя на безоблачное небо, и неожиданно произнес:

— Сегодня пятница, Делла?

Делла кивнула, не опуская карандаш.

— Интересно, почему они казнят преступников непременно по пятницам?

— Может быть, потому, что начинать путешествие в пятницу — дурная примета.

— Точно! Варварский обычай. Убийца тоже имеет право вступать в другой мир в счастливый день.

— Но люди умирают по пятницам точно так же, как и в другие дни, — заметила Делла, — почему убийцам такая привилегия?

Мейсон посмотрел на нее:

— Делла, ты становишься реалистом. А тебе никогда не приходило в голову, что мы тоже можем начать мыслить по шаблону?

— Только не это, шеф. Это — последнее, что может случиться с нами в вашем офисе! — уверенно воскликнула Делла Стрит.

Мейсон кивком указал на дверь, которая вела в правовую библиотеку и приемную:

— Делла, за этой дверью идет повседневная работа. Герти на коммутаторе отвечает на звонки, узнает имена, адреса и род занятий моих клиентов. Рядом с приемной сидит Джексон, преисполненный сознания собственной значимости. Его жизнь так упорядочена общепринятыми нормами права, что он просто не в состоянии воспринимать что-то новое. Он…

Раздался стук в дверь со стороны библиотеки. Мейсон усмехнулся:

— Легок на помине! Экспонат явился, чтобы проиллюстрировать мою мысль. Мистер Джексон собственной персоной. Входите же!

Джексон распахнул дверь. Его худощавая фигура выражала чувство собственного достоинства, а узкое продолговатое лицо — крайнюю сосредоточенность в сочетании с безмятежным спокойствием. Примечательными на этом лице были длинный нос и решительно сжатый рот с тонкими губами, кончики которых резко загибались книзу. От носа тянулись глубокие борозды, зато на лбу не было ни единой морщины. Твердое убеждение Джексона, что все должно делаться по закону, поддерживалось уверенностью в том, что ему-то в точности известно, что такое закон. Отсюда и происходило олимпийское спокойствие и безмятежность.