И подвигла. Вот таким образом два верных слуги Клементины сменили французский Нуармон и Париж на польский Пежанов.
* * *
Флорек не женился по одной простой причине.
Просто-напросто всю свою жизнь, с того самого исторического прыжка в пруд, он всем сердцем любил Юстину, в чем не признавался никому, даже себе. Разве в таком можно признаться? Любовь была безответная, да и в самом чувстве содержалось нечто шокирующее. Что общего может быть между деревенским парнем, крестьянским сыном, и паненкой из аристократического рода? А вот поди же ты, полюбил, и все тут! Сердцу не прикажешь. Нельзя сказать, чтобы он прожил жизнь в таком уж абсолютном безбрачии. Будучи нормальным мужчиной, он изредка заводил подружек, но каждый раз заранее честно предупреждал, что очередной даме рассчитывать на прочные чувства его, Флорека, нельзя и роман закончится ничем. Не всегда такие связи кончались мирно, некоторые темпераментные особы не ограничивались слезами и упреками, но Флорек оставался твердым, как гранитная скала: не женится, и баста!
Вот так складывались обстоятельства, когда пан Кшиштоф Пшилесский заболел воспалением легких и скончался. Шел 1924 год. На похороны отца Юстина приехала с мужем и сыном, четырнадцатилетним Джорджем Блэкхиллом. Захватила она и дочь, шестнадцатилетнюю Каролину, с трудом вырвав её из объятий двоюродных деда и бабки в поместье Нуармон. Отец Юстины ухитрился подхватить воспаление легких в очень странную для этой болезни пору года – летом, так что у детей как раз были школьные каникулы.
Впрочем, Каролину не было необходимости вырывать из объятий родственников, ибо привез её лично граф де Нуармон, младший брат Доминики.
Его сын приехал с ними по непонятным причинам, ибо продолжал считать свою кузину самой несносной девчонкой в мире и просто не мог выносить её общества. В ответ на недоуменные расспросы уверял, что захотел сделать приятное тетке, поскольку очень любил бабушку Клементину.
Результаты вышеупомянутого похоронного съезда были следующие:
У Флорека произошло нечто вроде раздвоения сознания. Шестнадцатилетняя Каролина казалась ему как две капли воды похожей на шестнадцатилетнюю Юстину, в ту пору, когда паненка навсегда взяла в полон его сердце. И вот теперь верное Флореково сердце разделилось на две более-менее равные половины. К Каролине он испытывал трогательное, чуть ли не отцовское чувство, хотя одновременно ощущал что-то вроде претензии, ибо выяснилось, что девушка отлично плавает, так что у него нет практически никаких шансов когда-либо спасти её от смерти в глубоком омуте. Скорее эта бойкая, спортивного склада девица сама спасет кого угодно. Несколько огорошенный такими способностями девушки, не зная, что бы для неё сделать, вконец растерявшись, взял да и научил девчонку фехтовать и биться на саблях. Весьма сомнительно, чтобы аристократке пригодились благоприобретенные навыки, но девчонка была в восторге.