Две головы и одна нога (Хмелевская) - страница 159

– Когда? – только и вымолвила я.

– Именно в августе. Отвезу их туда, с недельку поживу там, а под конец августа вернусь в Париж.

Конечно, это не Андалузия, Копакабана и прочее, но все-таки… Париж чудесный город, когда в нем никто не бастует. Впрочем, даже если и бастуют, черт с ними, пусть бастуют, раз им так хочется. В конце концов, еду я туда не на работу, а для того, чтобы побыть с Гжегожем. Два месяца!

Ответила я осторожно.

– Не знаю твоих конкретных планов, но согласна убедиться на собственном опыте, не повредит ли нам такая неимоверная свобода. Ничего, я женщина отважная, рискну, пожалуй…

– Перестань молоть чепуху и настраивайся на поездку. Я позвоню тебе сразу после возвращения и очень рассчитываю, что мне не придется тебя ждать дольше, чем дня три.

Я положила трубку, и тут вдруг меня одолели сомнения. За несколько последних лет я привыкла как раз к полной свободе, никто не стеснял моего одинокого существования. Если мне не хотелось, я могла весь день молчать, ни с кем не встречаться, ни с кем не разговаривать. Могла выходить из дому, когда мне заблагорассудится, и возвращаться, когда хочу, хоть на рассвете, и никто не имел права допытываться, где я была и чем занималась. Могла растранжирить все деньги, например, проиграть их во что-нибудь, а потом жить на сухарях и чае, завалявшихся в кухне. Могла пообрывать себе хоть все пуговицы и не пришивать их. Могла неделями не мыть посуды, громоздящейся до потолка в мойке. Могла открывать окна настежь, устраивать сквозняки и не гасить за собой свет, завалить стол и стулья бумагами, не читать писем… В общем, могла все!

А Гжегож привык к женщине в доме, то есть к тому, что рядом человек, с которым надо считаться. Гжегож всегда был аккуратнее меня, не выносил беспорядка в доме, привык нормально питаться и вообще вести нормальный образ жизни. При нем и мне пришлось бы как-то нормализоваться…

И вот опять я в своем воображении увидела нас двоих утром. По утрам я неразговорчива, люблю помолчать над первой чашкой чая, с книжкой перед носом, потом не торопясь размяться, готовясь к тому, что мне предстоит делать днем. Сколько времени он сможет терпеть такое? Нет, придется переломить себя, начать утро с веселого щебетания, потом приняться за приготовление завтрака, никакой книжки, и придется даже что-то съесть. Допустим, круассаны всегда ешь с удовольствием, тут особого аппетита не надо. Постой, а откуда они возьмутся на завтрак, эти круассаны? Сами придут? Не побежит же Гжегож за ними в магазин. А может, побежит, может, любит такие утренние пробежки? Эх, не поинтересовалась.