И только от Гжегожа узнала – совершенно напрасно. Оказывается, для мужчины эта компрометирующая деталь женского гардероба может стать элементом вдохновляющим и даже возбуждающим, а проклятый пояс, оказывается, не всегда уродливый, может быть просто произведением искусства! Отсюда и кабареточные цветочки, бантики и даже поддельные бриллиантики. И еще лучше, если он черный, для контраста. Потрясенная и все еще сомневающаяся, я с трудом воздерживалась от высказывания собственного мнения на сей счет, особенно когда узнала, что все эти произведения искусства бешено дорогие. Гжегож, можно сказать, делом доказал ошибочность моих взглядов, я вынуждена была их пересмотреть, но ограничилась компромиссом и бордельными экспонатами никогда не увлекалась.
Так вот. Живи мы с Гжегожем целые годы вместе, кто знает, может и возникли бы между нами какие-нибудь разногласия на почве подобных мелочей?
А вскоре проблема отпала сама собой. С одной стороны, я потеряла Гжегожа, с другой – изобрели колготки, которые я приветствовала от всей души, ибо благодаря им исчезли последние сомнения. Чулки же надевала теперь только в жару, когда по каким-то причинам мне хотелось быть жутко элегантной, а от колготок задница просто раскалялась. Правда, за последние десять лет я вообще не вспоминала об этих своих чулочно-подвязочных терзаниях.
И вдруг теперь Гжегож сам напомнил об этой заразе!… И мне ничего не оставалось, как позаботиться об упомянутом аксессуаре. Чего не сделаешь для любимого мужчины, каждая его прихоть – закон.
Я так размечталась о своих взаимоотношениях с Гжегожем, прошлых и настоящих, что совсем забыла о современности. Очнувшись, вспомнила о ноге. Она уже не болела. Правда, стала совсем синей. Но этим, собственно, и ограничились ее капризы. Льда у меня было много, я сменила компресс, и тут позвонил Гжегож перед уходом с работы. Я его успокоила насчет ноги и запасов льда.
Гжегож проявил заботу и о другом.
– А как с запасами пищи? Небось с голоду помираешь?
– Во-первых, я худею всю жизнь и уже привыкла к полуголодному состоянию. Во-вторых, сам знаешь, забегаловка в двух шагах от гостиницы. Ну, и в-третьих, если попрошу, мне наверняка принесут в номер что-нибудь поесть, уж лучше оказать мне дополнительную услугу, чем потом обнаружить и номере хладный труп умершего от голода постояльца.
– Какая же ты!… – расчувствовался Гжегож. – Не доводилось мне встречать женщины, которая при подобных обстоятельствах не заставила бы всех плясать вокруг себя.
А что, возможно, я и в самом деле для него некое подобие отдушины, женщина, при которой он отдыхает душой от всех сложных взаимоотношений с другими бабами. Баба я нетипичная, это факт, и за все время нашего знакомства… Знакомства, ну и кретинская формулировка! За все время нашей странной связи я никогда не была ему в тягость и, удивительное дело, мне это ничего не стоило. Он как-то даже признался: я для него нечто вроде убежища…