Джайлз надел на него высокую шляпу и Хорнблоуэр оценил дополнительный эффект. Затем, натянув белые перчатки, и вспомнив, что необходимо снять шляпу, он вышел через дверь, распахнутую перед ним Джайлзом, в коридор, где, облаченные в лучшие мундиры, его ждали Джерард и Спендлов.
– Я должен извиниться от имени Спендлова и своего за пение, милорд, – сказал Джерард.
Умиротворяющее действие черного фрака стало очевидным, когда Хорнблоуэр воздержался от резкого замечания.
– Что сказала бы мисс Люси, Спендлов, услышав Ваше пение про дам Франции? – спросил он.
Спендлов заискивающе улыбнулся в ответ.
– Я просил бы Вашу светлость об одолжении не говорить ей об этом, – сказал он.
– Посмотрим на Ваше дальнейшее поведение, – заявил Хорнблоуэр.
У парадного входа в Адмиралти-хауз их ждал открытый экипаж, четыре матроса держали в руках лампы, дополнявшие свет фонарей, висевших на крыльце. Хорнблоуэр залез внутрь и уселся. Здесь, на суше, бытовал другой этикет: не слышно было перелива дудок, которые сопровождали бы церемонию, если бы он садился в шлюпку, к тому же в экипаж первым садился старший по званию офицер. Поэтому после него уселся Спендлов, а Джерард обошел экипаж кругом и сел через другую дверь. Джерард сидел рядом с ним, а Спендлов напротив, спиной к лошадям. Когда дверь закрылась, коляска тронулась, миновав фонари ворот, они погрузились в непроглядную тьму ямайской ночи. Хорнблоуэр вдыхал влажный тропический воздух и поймал себя на мысли, что, помимо всего прочего, ожидание бала является не так уж большой тяготой.
– Возможно, Вы рассчитываете на доходный брак, Спендлов? – спросил он. – Как я понимаю, мисс Люси унаследует все. Но на Вашем месте я сперва убедился бы, что не существует никаких племянников по отцовской линии.
– Доходный брак был бы весьма желателен, милорд, – раздался из темноты голос Спендлова, – но должен признаться Вам, что в делах сердечных я нахожусь в крайне невыгодном положении с самого моего рождения, или, по крайней мере, с крещения.
– С крещения? – озадаченно повторил Хорнблоуэр.
– Да, милорд. Вы, должно быть, помните мое имя?
– Эразмус, – ответил Хорнблоуэр.
– Именно, милорд. Оно не имеет уменьшительно-ласкательной формы. Можете Вы представить себе девушку, способную влюбиться в человека по имени Эразмус? Способна ли какая-нибудь женщина заставить себя нежно прошептать: «Раззи, милый!»?
– Удивительно было бы услышать такое, – согласился Хорнблоуэр.
– Боюсь, что мне очень долго придется ждать этого, – сказал Спендлов.
Невообразимо приятно было ехать вот так сквозь ямайскую ночь, в коляске, запряженной парой добрых коней, сидя между двумя замечательными молодыми людьми. Тем более приятно, не без чувства самодовольства признался он себе, что дела идут достаточно хорошо, чтобы позволить себе немного отдохнуть. Он исполнял свои обязанности прекрасно, порядок в Карибском море обеспечивался на должном уровне, пиратство и контрабанда были сведены до минимальных размеров. Сегодня не было поводов для волнения. Ему ничего не угрожало, совершенно ничего. Все опасности находились далеко за горизонтом, как временным, так и пространственным. Он мог откинуться на кожаную спинку сиденья экипажа и расслабиться, не принимая иных мер предосторожности, как только не запачкать фрак или не измять отутюженную сорочку.