Самое время записывать –
Нынче, под шорох гальки и шорох волн,
Под моросящий дождик – холодный, холодный,
Тихонько стучащий по жестяной крыше.
От этого стука не слышно собственных мыслей,
А ветер негромко скулит. Уж поверьте,
Сейчас
Сползти бы мне к черным волнам,
Но это же глупо – уж слишком черны тучи.
«К Тебе взываем – преклони
Свой слух, и моряков храни».
Старинный гимн поневоле пришел на ум –
Вот-вот он сорвется с губ,
А может, уже сорвался, право, не знаю.
Не стар я, но, пробуждаясь, терзаюсь болью –
Обломок погибшего корабля.
Взгляните на эти руки,
Их волны морские ломали:
Пальцы искривлены,
Словно солью морской изъеденные коряги.
Сколько таких после шторма
Валялось на берегу!
Перо я держу по-стариковски…
Отец мой такое море звал «вдоводелом».
Мать говорила: «Море – всегда «вдоводел»,
Даже когда оно – серое, гладкое, словно небо».
И была моя мать права –
Отец утонул в полный штиль.
Интересно – вынесло кости его на берег?
Можно ли их опознать?
Ведь они уж
Искривлены и до блеска наглажены морем.
Мне было семнадцать тогда,
И я был нахален,
Как каждый мальчишка,
Готовый любиться с морем!
Я матери обещал – моряком не стану,
Она меня отдала учиться торговле
В писчебумажную лавку.
Дни проходили
Средь стопок бумаги и связок перьев…
Но когда она умерла – на ее сбереженья
Я купил себе лодку. Я отыскал отцовы
Пыльные сети и верши его на омаров,
Набрал трех матросов (все старше меня) –
И забыл про чернила и перья.
Были хорошие месяцы, были плохие.
Море было холодным, холодным,
Море было – горечь и соль,
Руки сети стирали в кровь,
Каждый линь – опасный убийца.
И это бы я не сменял
Ни на что на земле… тогда.
Морская соль пропитала мой мир,
И казалось – я буду жить вечно.
Я буду носиться с волны на волну –
Под крепким ветром,
Под солнцем, что бьет в спину,
Я буду лететь быстрей,
Чем на конной четверке,
По волнам в кипенной пене!
Вот это – жизнь!
Море капризно, и этому учишься быстро.
В день, о котором пишу,
Переменчивым было оно и насмешливо-злым.
Дул ветер, казалось, со всех сторон разом,