Я закрыл книги. Мы прошли через двор. Дойдя до пруда с рыбами, он остановился.
– Посмотрите на Принцессу, – велел он.
– Ту, с красным пятном, да?
Он кивнул. Рыба напомнила мне китайского дракона, светлого и мудрого. Призрачная рыба, белая, как старая кость, если не считать алого пятнышка у нее на спине – в дюйм длиной и изогнутого. Рыба как будто застыла, чуть трепетала в воде, размышляла.
– Вот оно, – сказал старик. – У нее на спине. Видите?
– Не совсем вас понимаю.
Он помедлил, уставясь на рыбу.
– Может, сядете? – Я поймал себя на том, что остро ощущаю возраст мистера Дундаса.
– Мне платят не за то, чтобы я сидел, – очень серьезно ответил он, а потом добавил, точно объяснял маленькому ребенку: – В то время среди нас ходили боги. Сегодня сплошь телевидение – мелкие герои. Мелкие людишки в маленьких ящиках. Я кое-кого там вижу. Жалкие людишки. А вот кинозвезды тех времен… Это были гиганты, залитые серебряным светом… И когда вы их встречали во плоти, они все равно оставались великими. Люди в них верили. Они устраивали тут вечеринки. Если ты здесь работал, то знал, что происходит. Тут было и крепкое спиртное, и анаша. Такое творилось, ушам своим не поверите. И была одна вечеринка… фильм назывался «Сердца пустыни». Слышали о нем когда-нибудь?
Я покачал головой.
– Один из величайших фильмов двадцать шестого, наравне с «Какова цена славы» с Виктором Маклэнгленом и Долорес Дель Рио и «Эллой Синдерс», там еще Колин Мур играла. Слышали про них?
Я снова покачал головой.
– Но про Уорнера Бакстера-то хотя бы слышали? Про Белле Беннет?
– Кто они?
– Великие звезды двадцать шестого. – Он мгновение помолчал. – Да, «Сердца пустыни»… Отсняв его до конца, они устроили в его честь вечеринку. Прямо тут, в отеле. Вино, пиво, виски, джин… а ведь то было при сухом законе, но вся полиция была у студий в кармане, поэтому смотрела сквозь пальцы. Еще море закусок и всякие дурачества. Рональд Колмен приехал, и Дуглас Фэрбенкс – отец, а не сын, – и все актеры, и съемочная группа. Вон там, где сейчас шале, играл джаз-банд. В ту ночь Голливуд был без ума от Джун Линкольн. В фильме она играла арабскую принцессу. В те дни все арабское означало похоть и страсть. В те дни… эх, все меняется… Не знаю, из-за чего все началось. Я слышал, это был спор или пари, а может, она просто была пьяна. Думаю, пьяна. Как бы то ни было, она встала, а джаз-банд играл эдак медленно и тихо. Она подошла вот сюда, где сейчас я стою, и погрузила обе руки в пруд. Она все смеялась, смеялась и смеялась… Мисс Линкольн поймала рыбу – прямо так и взяла обеими руками из воды – и поднесла к своему лицу. Ну а я… я очень волновался, ведь рыбин только что привезли из Китая, и они стоили двести долларов каждая. Это, конечно, было до того, как мне доверили за ними приглядывать. Ведь не у меня из зарплаты бы вычли. Но двести долларов тогда были огромные деньги. Потом она улыбнулась всем нам, наклонилась и так медленно-медленно поцеловала рыбу в спину. А та даже не шелохнулась, хвостом не повела, лежала себе спокойно у нее в руках, а она поцеловала ее губами, красными как коралл, а остальные засмеялись и стали кричать «ура!». Она опустила рыбу назад в пруд, и на мгновение показалось, будто рыба не хочет от нее уходить: так и осталась у края, тыкалась носом в ее пальцы. А потом хлопнул первый фейерверк, и Принцесса уплыла. Помада у мисс Линкольн была краснее красного, и на спине у рыбы остался отпечаток губ… Вот. Видите?