Я мальчиком был тогда…
Я иногда
Гостил у дедушки с бабушкой.
(Они были старые. Старость я сознавал – ведь шоколадки в их доме
Всегда оставались нетронутыми
До моего возвращенья, –
Должно быть, это и есть – старость.)
Дед мой готовил завтрак. С утра пораньше,
Чай для себя, для бабушки, для меня,
Тосты и мармелад –
«Серебряный» – яблочный,
«Золотой» – апельсиновый!
Обеды и ужины – это уж бабушка.
Кухня –
Ее владенье: и сковородки, и ложки,
И мясорубки, и венчики, и ножи –
Слуги ее и рабы, которых строила войском
Она, – и при этом, помню,
Всегда напевала:
«Дейзи, о Дейзи, ответь»
Перевод. Н. Эристави
или – реже:
«Ты заставил меня влюбиться, а я не хотела, нет, не хотела»…
Пела она ужасно – ни голоса и ни слуха.
Медленно шли дни…
Дед запирался до вечера на чердаке,
В темной каморке, куда мне не было ходу,
Из темноты рождались бумажные лица,
Невеселые праздники чьих-то улыбок.
По серой набережной с бабушкой я гулял,
Но чаще шнырял в одиночку
По мокрой лужайке за домом,
По кустам ежевики, по сараю в саду…
Тяжелая вышла неделя для стариков –
Как развлечь любопытного мальчика? Потому
Как-то вечером они меня повели
В Королевский Театр.
В Королевский…
ВАРЬЕТЕ!
Свет погас, алый занавес взвился.
Популярный тогда комик
Вышел, на собственном имени заикнулся
(Коронная шутка),
Поднял стекло, встал наполовину за ним
И задрал руку и ногу.
Они отразились в стекле – он будто летел.
Знаменитый номер – мы хлопали и смеялись.
Он рассказал анекдот,
Потом другой… было совсем не смешно.
Беспомощность и неловкость его –