Внезапно Желтая Ракушка почувствовал, что орел спускается, и открыл глаза. Поскольку его держали лицом вниз, он и в самом деле увидел приближающуюся землю. До наступления утра осталось совсем ничего, и свет уже стал сероватым — однако все же еще было достаточно темно, и землю покрывали тени.
Орел не стал мягко опускать его, а просто ослабил хватку, отчего Желтая Ракушка упал посреди зарослей кустарника и в следующий миг сражался с колючими ветками. Когда он освободился от пут, принесший его орел выглядел очень далекой, быстро удаляющейся в небе точкой, и у него не было возможности поблагодарить птицу, хотя сложно испытывать благодарность, когда тебя с такой бесцеремонностью бросают на незнакомую землю, возможно, совсем рядом с вражеским поселением.
Желтая Ракушка привстал на задние лапы и огляделся. Он оказался посреди прерии, где почти ничего не росло, местность совершенно открытая: он видел только низкорослый кустарник, и казалось, эти растения от зарождения жизни здесь не знали, что такое хорошая почва и обилие воды. Кое-где виднелись полоски песка, здесь вообще ничего не могло расти.
Бобр медленно повернул голову. Деревня койотов, где бы она ни пряталась, должна находиться не слишком далеко от источника: вода всегда должна быть у любых животных. Желтая Ракушка стал принюхиваться к каждому дуновению ветра, он делал глубокие вдохи во все стороны, надеясь обнаружить запах воды.
Он должен найти воду не только потому, что она приведет его к деревне, но и потому, что это источник существования. Та ссохшаяся гадость, которую добыли для него орлы накануне ночью, лишь пригасила голод, на самом деле до конца так и не удовлетворив его, и теперь бобр хотел есть, ему необходима еда и он должен добыть ее.
Он стоял лицом к югу, когда до него донесся совсем слабый запах, который он искал. Ничего не поделаешь, придется пешком идти по местности, которая отнюдь не предназначена для передвижения неуклюжего и медленного зверя. И лишь надежда когда-либо достигнуть той воды заставляла бобра держаться настороже.
Солнце уже поднялось, когда он побрел вперед, лапы начали снова болеть, горячий и твердый суглинок ранил их. При любом удобном случае он старался придерживаться полосок с грубой травой, которая давала почве хоть какую-то мягкость. Здесь есть жизнь: он видел птиц, раз или два — ящериц, вылезших из нор на утреннее солнце, прежде чем жара загонит их обратно в укрытие. И один раз он сделал широкий круг вокруг места, где спряталась змея, о чем его предупредил ненавистный мускусный запах.