Олейник сказал зло:
При попытке сопротивления...
Господин опасливо вывернул голову. На него смотрело черное дуло пистолета. Господин в страхе вскрикнул:
Но как же... я же сдаюсь!
Это зачтется, пообещал Олейник. Там зачтется.
Он всякий раз подчеркивал это «там», словно сам верил, что где-то будет высший суд, где всем воздастся.
Сухо щёлкнул выстрел.
От чернеющей ямы, куда завалился боком гроб, к ним торопилась ослепительно красивая женщина. Обеими руками прижимала по бокам мальчика и девочку. Мальчик, подросток лет десяти, смотрел на людей в зелёном ненавидящими глазами. Девочка лет семи тоже зыркала исподлобья. Оба уже знали, что все это менты поганые, портяночники, гниль, все они скоро станут им тоже ноги лизать, как лизали их отцу...
Женщина ослепительно улыбнулась, закричала:
Осторожнее! Здесь дети!
Олейник покосился на Мысько, тот обалдело опустил ствол, завороженный красотой незнакомки, уже сражённый.
Ну? сказал Олейник угрожающе. Развесил слюни? Твой ребенок... и мой голодали, когда эти двое со своими гувернантками за море ездили! В свой дворец, на своей яхте!.. Твоей жене и моей... два года зарплату не давали, потому что... посмотри на её шею!
Мысько посерел лицом. Ствол пулемёта поднялся, в глазах омоновца вспыхнула ненависть. Он вспомнил о своих детях. О своей жене.
Олейник дважды выстрелил. Второй выстрел слился с очередью из пулемета. Красивую женщину отшвырнуло. По её груди пробежали красные пятна. В безукоризненное лицо не решился выстрелить даже беспощадный Олейник.
Она упала на детей, подгребла в последнем усилии, пытаясь спасти, укрыть под собой. Олейник могучим пинком перевернул её лицом вверх. Глаза застыли, безукоризненно чистое лицо вытянулось. Нос стал острым, и стало видно, что женщина не так молода, как выглядит. Явственно проступили ниточки косметических швов, что из сорокалетней сделали восемнадцатилетнюю красотку.
Мысько грубо выругался. Олейник передёрнул затвор, прицелился в чистый, без единой морщинки лоб. Хлопнул выстрел, гильза блеснула на солнце, теперь оно выглянуло и светит победно, во всю мощь.
Мысько снова сказал пару крепких слов. Все в их казарме слышали, что одна такая косметическая операция обходится в годовое жалованье всей их воинской части.
Хрюка носилась по скверу, как выпущенный на свободу лесной кабан. Кусты трещали, голуби её не боятся, но, принимая игру, послушно и вроде бы испуганно взлетают, поднимаются на ветки повыше: низкие Хрюка достаёт в прыжке. По всему скверу слышится суматошное хлопанье крыльев, писк, треск, топот.