– Поэтому Кучма своего отца в русском православном храме отпевал, а не в автокефальном? – спросил Лева, внимательно что-то про себя обдумывая.
Парень в овчинной куртке несколько раз смигнул. От напряженного всматривания у него заслезились глаза.
– От бис, – выдохнул он. – Солнце слепит.
Достал из кармана куртки солнечные очки и надел.
– Вот я потому и говорю, что лучше было бы государственной религией сделать униатство. Все сразу ясно станет. Кидал бы ты, Лева, свою Москву да перебирался обратно к нам у Львив. Там сейчас весело. Хлопци таки гарные дела робять, закачаешься. А то ты тут совсем обмоскалился, гляжу. Зараз, як у мови размувляти, забув. Так, чи ни?
Водитель вздохнул, немного сдвинул на затылок аудионаушники, подключенные к обычной автомагнитоле. Из-за них он плохо слышал своего напарника.
– Мороз сегодня, – задумчиво произнес он. – Слишком холодно, чтобы стоять. Все пешком до метро топают. Может, она по другой дороге пошла?..
– Не, она точно придет… Следили же. Наблюдали. Кожний день ходить, значит, и зараз пойдеть.
Они снова помолчали.
– Богдан, а у униатов свои святые есть? – спросил Лева.
По всему было видно, что эта идея глубоко его поразила и теперь, несмотря на напряженность момента, никак не шла из головы.
– Есть, – не очень уверенно ответил парень в овчинной куртке и резко поменял тему разговора: – Да, Львив теперь бы ты не узнал. Гарно там. Москали у нас по улицам шастать теперь так запросто, как раньше, не рискуют. Заходим мы раз с хлопцами в «Бульбяную» на проспекте Джохара Дудаева, слышу, в углу за столиком кто-то нагло так по-москальски чешет языком. Подхожу к ним, говорю: «Хлопци! На родиме нашего проводыря Семена Бандеры брехать по-москальску дюже не раю». А там трое таких лохов, знаешь, сразу замитусились, один на мове ко мне: «Дзецюки, ми сами вкраинци, то наш сябор з Литвы не говориць на украиньской мове». Видал бы ты, как они хвосты прищучили.
Слушая напарника, Лева мечтательно улыбнулся.
Остановка постепенно заполнялась людьми. Со стороны университетских корпусов вышла толпа подростков лет семнадцати-восемнадцати, все в ярких «кислотных» прикидах. Парня в овчинной куртке особенно поразил субтильный молодой человек с рыжей донкихотской бородой и усами, в красных джинсах и пестрой вязаной шапочке.
– Видал? – ухмыльнулся он, кивком показывая Леве на студента. – Цирк сгорел, и клоуны разбежались. Вот у Львиви мы такому враз бороденку-то повыщипываем.
– Занятия кончились, а ее нет, – повторил Лева.
Ему было не по себе. Хоть он и вызвался добровольно помочь землякам провернуть это дело, но в его планы не входило долго стоять в запрещенном месте на виду у прохожих. Да и вообще, положа руку на сердце, дельце это ему не слишком нравилось.