– Но у меня столько нет, – пролепетал я, подумав сначала, что он говорит о Наташе, потом только сообразил, что речь идет о Кате.
– Завел такую классную телку, значит, будь готов за все платить, – нравоучительно сказал тот же голос. – Хорошо, можешь отдавать по частям. И мы ее тоже будем возвращать частями. Сначала ухо, потом левую ногу, потом правую руку… Согласен?
– А как мне с вами связаться? – спросил я, показав рукой Вадиму на другой телефон, который стоял у него на столе.
– Решил потянуть время? – хмыкнул абонент. – И определить наш номер? Бесполезное дело, скажу сразу. А любая такая попытка будет сразу нами засечена и в корне пресечена.
– Но я могу хотя бы с ней поговорить, чтобы убедиться, что ты не врешь? – спросил я, косясь на Вадима, который дрожащими пальцами бестолково набирал то один номер, то другой.
– А это – пожалуйста! Сейчас подойдет…
– Звони Турецкому! – сказал я, прикрыв микрофон ладонью.
Бедный Вадик только со второго раза набрал номер Александра Борисовича.
– Юра… – услышал я голос Кати в трубке, – прости, я сама виновата… Хотела тебе отомстить… Вчера после презентации поехала с одним молодым человеком, он сказал, что меня проводит домой, а сам…
– Полегче! – грубо прервал ее тот же голос. – Я же сказал, ничего лишнего!
Похоже, он вырвал у нее трубку. Мне показалось, что слышу ее отдаленный плач.
– Ну ты понял, да? Убедился теперь? Что молчишь? В зобу дыханье сперло?
– Да, убедился, – с трудом выговорил я. – Все понял.
– Завтра я перезвоню. В это же время. В тринадцать тридцать две. У тебя двадцать четыре часа. Найду тебя сам, где бы ты ни был. И не вздумай обращаться за помощью к своим ментам! Я узнаю, прежде чем ты об этом подумаешь! Это тоже понял?
– Понял, – сказал я кротко.
– Конец связи, адвокат! – в его голосе было слышно торжество.
Он бросил трубку, и это отозвалось во мне грохотом горного обвала.
– Его нигде нет, – доложил Вадим, растерянно глядя на меня.
– Идиот! – с чувством сказал я. Но, заметив, как он сник, успокоил. – Это я про одного твоего приятеля.
По-видимому, у меня был настолько несчастный вид, что сердце Вадика дрогнуло и он протянул мне нетронутый бутерброд. Я отмахнулся. Я переживал за Катю, как она там, в застенках у похитителей, как они глумятся и издеваются над ней. И все из-за меня… Если бы я собрался с духом и сказал ей сам все сразу. Если бы я повел себя как мужчина, то есть не испытывал бы всех этих сомнений и терзаний… А просто и грубо, ради ее же безопасности, послал бы ее куда подальше, показав себя тем, кем являюсь на самом деле – никчемностью, недостойным ее внимания скотиной. Именно так и следовало мне поступить, тогда она попереживала бы из-за моего предательства и послала меня еще дальше и не попала бы к этим подонкам.