Мысли мои перескакивали с одного на другое. Сна не было ни в одном глазу.
У Турецкого, правда, сначала было ощущение, что Савельев не дотянул расследование об изнасиловании до конца. Например, настораживало, что потерпевшая по-прежнему считала Игоря своим школьным товарищем. О двух других не могла говорить без ужаса и омерзения. Но вскоре все это как-то отошло в сторону, когда занялись расследованием убийства банкира… У нас такое бывает. Более свежее и сильное впечатление отвлекает внимание от более старого и уже как бы остывшего. Теперь это ощущение незаконченности мучило меня, не давая уснуть.
И не только это.
Мне до сих пор не давал покоя моральный аспект моего участия в этом деле. Даже если я буду участвовать в нем негласно, как помощник Вадима. Все-таки это не шахматная партия, которую можно играть, обдумывая несколько ходов вперед. Здесь изначально неверный ход опрокидывает всю игру. Здесь сами фигуры на этой игральной доске способны так все запутать, такую предложить версию…
Утром, получив ордер юридической консультации, я приехал в суд, где взял дело и засел за его изучение.
Петр Савельев вел свои протоколы безупречно. Комар носа не подточит. Я внимательно прочитал ответы потерпевшей. И вспомнил о предложении Лекарского с ней встретиться. Конечно, я не забыл того, что адвокат не имеет права беседовать с лицами, уже допрошенными следователем. Но Лекарский продолжал искушать. Вечером он позвонил мне и настоятельно повторил свою просьбу.
«Лучше всего возле школы, где она учится, вам бы случайно встретиться», – сказал он.
– Но вы понимаете, как это можно будет потом использовать для дискредитации защиты? – напомнил я ему слова Вадима. – Там нас увидят учителя, а также одноклассники.
– Ничего они не заподозрят, – уверял Лекарский. – Будет хуже, если вы с ней встретитесь тайно. Тогда вы нарушите свои правила. А так – случайно встретились, случайно разговорились.
Он, конечно, меня не убедил, но что-то сдвинул во мне. Я же не из корыстных побуждений, а ради выяснения истины встречусь с ней. Пусть в меня бросит камень тот, кому ради пользы дела не приходилось нарушать инструкцию. Единственное, что я отверг, – это «случайную» встречу. Такого рода случайность почему-то казалась мне отнюдь не мелким враньем.
В школу, где училась потерпевшая Оля Реброва, я приехал в середине дня. Дежурная учительница отправила за ней какого-то первоклассника, бегавшего по коридору.
Когда я увидел ее, спускавшуюся вниз по лестнице, я поразился произошедшей в ней перемене. Сейчас она показалась мне осунувшейся и побледневшей. Прежде мне приходилось видеть ее только однажды, в коридоре прокуратуры, когда она шла с родителями в кабинет Савельева.