Сзади напирал мощный КамАЗ. Свернуть было совершенно невозможно: мы двигались в средней полосе и оказались почти зажатыми между машин.
– Черт побери! – Лена стукнула по черной виниловой обивке приборной панели так сильно, что я было подумал, что пластмасса треснет.
«Москвич» удалялся и через несколько секунд стал едва виден впереди. Пришлось начинать все сначала, объезжать машины, благо их стало заметно меньше.
Через несколько минут мы снова приблизились к «Москвичу» метров на пятьдесят. Впереди замаячил бетонно-стеклянный пост ГИБДД с большими светящимися, но безнадежно устаревшими буквами ГАИ.
– Сейчас я приторможу у поста, а ты выпрыгивай.
Лена кивнула и чуть приоткрыла дверцу. За двадцать метров до поста я нажал педаль, и тормоза завизжали как пятнадцать Соловьев-разбойников.
– Давай! – крикнул я Лене. Но перед тем как выпрыгнуть из машины, она быстро нагнулась ко мне и поцеловала в губы – поцелуй длился долю секунды, но я, пожалуй, не припомню, чтобы когда-нибудь в моей жизни кто-нибудь целовал меня так горячо и нежно… Уже снова набирая скорость и несясь за неизвестным бандитом, я чувствовал этот поцелуй.
В зеркало заднего вида я заметил, как Лена бежит к посту, на ходу роясь в сумочке, видимо в поисках удостоверения Генпрокуратуры…
Но напрасно я думал, что бандит смотрит только на дорогу. Очевидно, он тоже видел, как из джипа выпрыгнул пассажир и побежал к посту. Зачем? Догадаться было несложно.
Метров через сто справа показался проселок. «Москвич» резко свернул. Я все понял – на проселочных дорогах постов очень мало и на них можно совсем не нарваться. Жаль, значит, все зря. Ну разве что Лена организует широкомасштабную облаву, что вряд ли.
Нет, пожалуй, не зря Лена выпрыгнула из машины. Я остался один, но это означало, что с ней ничего не случится. Я с удивлением понял, что это для меня очень важно… Эге, Гордеев, а не влюбился ли ты, часом? Где твое каменное сердце? Или оно ледяное?
Времени не было разбираться со своими чувствами. Давай, Гордеев, жми!
Я свернул на темноватый проселок. По днищу застучали камешки. Мощные фары джипа достигали желтого «Москвича», который, подпрыгивая на кочках, несся вперед.
Руль приходилось постоянно вертеть то вправо, то влево. Дорога становилась все хуже и хуже. Я старался ехать осторожно, чтобы не угодить колесом в глубокую колею, проделанную колесами машин проехавших здесь многих поколений водителей.
Проселок петлял как горный ручей. Каменные дома кончились, потянулись кривые изгороди садовых участков. Потом и они кончились. Я выехал на дорогу между двумя полями, кажется картофельными. Если бы не полная луна, вокруг не было бы видно ни зги. Собственно, и самого «Москвича» я не видел, только облако пыли, поднимаемое его шинами.