Я прикоснулась к ее руке.
– Что?
– Слушай…
– Что там у вас происходит? – спросила Хендерсон.
– Я хочу ей рассказать.
Хендерсон не обернулась к нам. Она только хмыкнула и покачала головой.
– Что рассказать? О чем? – спросила Тапело.
– Дело твое, Марлин, – сказала Хендерсон. – Мы тут вообще ни при чем, только, как говорится, за ради денег.
– Каких денег?
– Больших денег, девочка. Ты столько в жизни не видела.
Мы выехали на эстакаду над промышленной зоной: большие здания без окон, автостоянки, складские ангары. Рваные клочья дыма. Все – бесцветное, тусклое. А вдалеке – стеклянный фасад офисной башни, сжимающей небо в холодных объятиях.
– Так что ты хотела мне рассказать? – спросила Тапело. Я посмотрела на нее.
– Есть один человек. Его зовут Кингсли.
– Да, это я уже знаю.
– Я брала у него интервью для журнала. Так мы с ним и познакомились.
– И этот Кингсли…
– Коллекционер.
Тапело на секунду задумалась.
– Ага. И что он коллекционирует?
– Да разные вещи. Диковины, хитрые изобретения. Зеркала…
– А он что, красивый мужчина?
– Дело не в этом…
– Значит, он сумасшедший? – Сумасшедший?
– Ага, – сказала Тапело. – Это такой сумасшедший красавец, который только и делает, что целыми днями смотрится в зеркало. И по ночам тоже.
– Нет. Он не сумасшедший…
– Ну еб твою мать, – сказала Хендерсон. – Чего тут рассказывать? У нас есть работа, и мы ее делаем.
– Да ладно, Бев, – сказал Павлин. – Все очень непросто.
Мы слегка сбавили скорость, чтобы нас обогнал грузовик доставки. Впереди машин было больше – они выезжали на автостраду с подъездной дороги. Водители психовали, машины сигналили. Клочья дыма подплывали все ближе.
– Кажется, я пропустил нужный съезд, – сказал Павлин.
– Что? – сказала Хендерсон.
– Я не знаю…
У меня перед глазами стояла мутная желтая пелена, которая дрожала, как пламя.
– И вчера вечером, – сказала Тапело, – это зеркало…
– Да, это тоже часть нашей работы, – сказала Хендерсон.
– Это особое зеркало, да? Не простое?
– Ага. Непростое – очень верное определение. Спроси у Марлин.
И тогда девочка прикоснулась к моей руке. Я уверена, что так и было. Она протянула руку, и прикоснулась ко мне, и, может быть, что-то спросила. Но теперь я могла сосредоточиться лишь на дороге, где машины и дым. И предупредительные огни на сигнальных мостах над шоссе. И желтое пламя перед глазами, что пульсировало и дрожало в своем собственном ритме.
– Осторожнее, – сказала Хендерсон.
– Я осторожно, – сказал Павлин.
Машины заполнили всю автостраду. Кто-то ехал гораздо быстрее, чем положено. Кто-то еле тащился – как мы. И я вдруг поняла, что никто на дороге не едет с нормальной скоростью. Причем медленные и быстрые не уравновешивали друг друга; эти два противоречия вступали в конфликт, бились, сталкивались, скрежетали.