Мин приподнял голову. Как она не понимает?
— Последний…
— Последний?.. — Тирия нагнулась ниже, в глазах ее был страх. — Последний… Он последний из твоей эскадрильи, верно?
Больше говорить Мин не мог, поэтому просто кивнул.
— И пока он был… жив — значит, еще ничего не было окончено, верно, Мин? Значит, ты не подвел свою эскадрилью? Ты защищал его…
Дойнос заставил себя говорить, но от боли, от слез, комом стоящих в горле, голос звучал незнакомо и сипло. Мин сам не слышал собственных слов.
— Его больше нет…
— Мин… — Тирия растерянно оглянулась. — Нас ведь тоже надо защищать. Мы твои друзья.
— Не хочу я никаких друзей! Друзья умирают!
— Проклятье!
Саркин схватила его за комбинезон, подтянула к себе, обняла. Дойнос надеялся, что теперь она замолчит, и тогда можно будет снова погрузиться в сон.
— Когда я присоединилась к Альянсу, это был мой любимый девиз. Друзья гибнут, поэтому не заводи их. Твоя задача проста: вылет, стрельба по противнику, а когда придет смерть, будешь знать, что сделал все в лучшем виде.
— Значит, ты понимаешь…
— Я передумала, Мин. Когда умерла Йесмин, я передумала. Как бы я могла смотреть ей в глаза, если бы просто вышвырнула жизнь на помойку? Она сражалась за жизнь. Она разозлилась бы на меня за то, что я растрачиваю впустую то, чем она больше не может наслаждаться.
Кореллианин не ответил. У него не было ответа.
— А как твои пилоты? Разве они хотели бы, чтобы ты погиб?
— Должны…
— Прекрати. Ты знал их. Ты был их командиром. Пожелали бы они тебе смерти?
— Их семьи…
— Нет.
— Их семьи желают, потому что я… потому что из-за меня все погибли впустую… — Дойнос через плечо Тирии смотрел туда, где топтались Келл и Мордашка. — Вот он знает.
Тайнер удивился.
— Что я знаю?
— Ты же хочешь, чтобы Йансон умер.
— Нет.
— Врешь! Ты сам говорил! Он же застрелил твоего отца.
— А ты почем знаешь?
— Сказал кто-то…
Мин съежился; нет нужды втягивать еще и Зубрилу.
Тайнер опустился возле него на колени.
— Хотел когда-то, отпираться не буду. Я столько раз убивал его в воображении. Но я передумал.
— Что, заделался его лучшим другом?
— Нет, — у Келла поникли плечи; выглядел здоровяк очень усталым и лет на десять старше. — Сомневаюсь, что когда-либо сяду играть с ним в сабакк, Мин. Но я хочу, чтобы он жил. Потому что пока он сидит в кабине истребителя, с каждым годом становится все меньше тех, кто угрожает моим сестрам. Моей матери. Моим друзьям. А родные погибших пилотов твоей эскадрильи думают о тебе гораздо лучше, чем я о лейтенанте Иансоне. До тех пор, пока ты не убьешь сам себя, и тогда они скажут: «У моего отца не было даже шанса, потому что командир у него был — трус». А если они будут знать, что ты хороший и смелый человек, они станут говорить: «Он погиб, сражаясь за нас». Поверь мне, Мин, я знаю, о чем говорю.