— Конни, хватит врать! Говорю тебе: ты наверняка дернул себя за мочку левого уха!
— Ничего я не дергал!
— А я говорю, дергал!
— Слушай, Кликуша! Я пока еще в трезвом уме и здравой памяти! И помню, за что себя дергаю и когда!
— А почему у меня зачесался нос?!
— Откуда я знаю? К выпивке, наверное!
— Перед рассветом? Конни, мы же условились: если беда, ты дергаешь ухо, у меня чешется нос, я поднимаю эскадрон и спешу на выручку…
Молоденький корнет мялся поодаль, стараясь не попадаться барону на глаза.
Вокруг спорщиков в траве, окружавшей веранду, ползали на карачках гроссмейстер Эфраим и профос Тэрц. Бок о бок с Эфраимом трудился лобастый пес Марии Форзац: са-пэй вынюхивал пропажу. Колченогий пульпидор из-за лубка не мог принять участие в ползании и очень страдал, поминутно интересуясь:
— Ну как? Нашли?!
Гросс отрицательно мотал головой, и поиски продолжались.
— Что ищем? — деловито спросил Просперо Кольраун.
— Медальон! Мой медальон!
Рене Кугут безошибочно угадал в боевом маге человека, на чьи вопросы стоит отвечать. Он вздохнул, украдкой вытер предательскую слезинку и поправился:
— Наш медальон. Он исчез…
Наконец гроссмейстер прекратил рыться в траве, махнул профосу — мол, заканчивай! — и уселся прямо на землю, скрестив ноги. Собака улеглась возле некроманта, проявляя удивительную приязнь к чужому человеку. Лю даже лизнул руку старца темно-фиолетовым языком и зажмурился, когда гросс погладил его по спине.
— Ваше чернокнижие! — позвала Анри. — Я так понимаю, при родах вы находились в вашем достойном отце?
Вигилле не хотелось думать, как посторонние воспримут ее слова.
Кивнув, гросс продолжил гладить собаку.
— Ага, значит, вы — в отце, я — в матушке сударя Кольрауна… Просперо, не обращайте внимания, это строго между нами!.. Сударь Тэрц — в советнике Беркадоре, барон — в своем благородном предке, Рене — в герцоге, мистрис Форзац — в Хендрике Землич…
Широко разведя руками, Анри подвела итог:
— Ваше чернокнижие, а кто же тогда был в вас? Я имею в виду, в юном Эфраиме? Неужели никто?
Гроссмейстер медленно опустил взгляд и уставился на собаку, словно впервые обнаружил ее рядом с собой.
— Овал Небес! — прошептал Эфраим Клофелинг, глава Совета Высших некромантов Чуриха. — А я всю жизнь теряюсь в догадках: почему я внезапно избрал некромантуру…
Пес зевнул и задремал, опустив голову на колено старцу.