Константинову велено было ждать на улице. Иван Дмитриевич позвонил в квартиру матери Каменского и попросил горничную позвать Рогова с женой. Зиночка вскоре вышла к нему, но одна. Сказано было, что ее мужа здесь нет.
— Где же он?
— Я сама хотела бы знать. Утром он вышел из дому немного раньше меня. Сказал, что купит газету, прогуляется и придет прямо на кладбище, но до сих пор не появился.
В ответ Иван Дмитриевич рассказал ей про оборванца в солдатских штанах, которого некая юная особа подослала в Сыскное отделение.
— В тот день, — закончил он, переходя на «ты», — Наталья отправила за тобой соседскую горничную. Узнав от нее, что Каменский мертв и я вот-вот прибуду в Караванную, ты решила поскорее меня оттуда спровадить. Зачем?
Когда прозвучал этот вопрос, Зиночка была уже вся в слезах.
— Я б-боялась, — еле выговорила она прыгающими губами, — что вы станете допрашивать Федю и по глупости он может оговорить себя. Они с дядей иногда ссорились, а Федя такой человек, совсем не умеет врать. Вы могли бы заподозрить его…
— Тем более, — продолжил за нее Иван Дмитриевич, — что в то утро, еще до нашей встречи, твой Федя успел побывать у Каменского.
— Он его не убивал!
— Но был у него?
— Б-был.
— Зачем он к нему ходил?
— Н-не знаю.
— Муж не умеет врать, так ты за двоих насобачилась?
— Я правда не знаю! Сколько раз спрашивала, он не говорит. Но клянусь всем святым, Федя застал его уже мертвым!
— Как же он вошел в квартиру? Кто ему открыл?
— Никто. У нас есть свой ключ.
— И почему он не позвал соседей? Не заявил в полицию?
— Вы не представляете, в каком он был состоянии! Он сразу бросился ко мне и даже извозчика не догадался взять, так и бежал всю дорогу. Только начал мне обо всем рассказывать, как явилась та горничная. Признаваться было уже подозрительно, я уговорила Федю сделать вид, будто мы ничего не знаем. Но я понимала, надолго его
не хватит, и решила…
— Откуда тебе известно, что у меня есть сын?
— Из книжки.
— Про афинскую камею?
— Да. Пожалуйста, простите меня.
Иван Дмитриевич не ответил, прислушиваясь к долетавшим в переднюю сдержанным голосам гостей. Поминальное застолье еще не вошло в ту стадию, когда каждый вспоминает, что сам он тоже смертен и, значит, имеет законное право поболтать с соседом о пустяках.
— Мне страшно, — прошептала вдруг Зиночка.
— Успокойся. Мстить не буду.
— Мне не за себя страшно. Мне кажется, в то утро Федя видел в Караванной что-то такое, что потрясло его не меньше, чем труп дяди.
— Что-то или кого-то?
— Не знаю. Вы только не сочтите меня сумасшедшей, но понимаете, у Петра Францевича есть одна статья. Раньше Федя никогда о ней не вспоминал, а теперь она почему-то не дает ему покоя. За эти дни он несколько раз про нее заговаривал. Начнет рассказывать, вдруг осечется. Спросишь — не отвечает или сердится, что я пристаю. И надо видеть, какое у него при этом лицо!