Начало списка находилось на обороте страницы, как и название этой смеси: «Ладан для вызывания мертвых». Здесь же записаны были еще два рецепта: «Ладан для вызывания мертвых возлюбленных» (то же, с добавлением меда и мирры) и «Ладан гнева и проклятия».
— Мы же с вами современные люди, — сказала Каменская.
Надеюсь, вы понимаете, что это не более чем игра. Вы, мужчины, играете в одни игры, мы — в другие.
— Я-то понимаю, — заверил ее Иван Дмитриевич, — но всегда найдутся люди не столь современные, как мы с вами. Они могут и не понять.
С утра он догадался освежить в памяти соответствующие статьи уголовного законодательства и теперь с купюрами процитировал статью двести вторую:
— «Кто будет колдовать или чародействовать и для сего чинить начертания на земле, творить курения, пугать чудовищами, предвещать по воздуху или по воду, искать видений, нашептывать на бумагу, траву или питье, тот наказывается…»
— По приговору Совестного суда [8], — закончила Каменская. — В худшем случае могут приговорить к штрафу или к покаянию, да и то лишь в теории. На практике этого уже лет сто как не бывает.
— Боюсь, мне придется развеять ваши иллюзии. Возьмем для примера упомянутую здесь кладбищенскую пыль. Опытному законнику не составит труда подвести ващи действия под статью двести тринадцатую.
— Что это за статья?
— О разрытии могил и осквернении праха.
— Но я ничего не разрывала и не оскверняла!
— Верю, но опровергнуть такое обвинение вам будет нелегко. Особенно если удастся доказать, что вы в неблаговидных целях использовали человеческий череп. Он ведь является чьим-то прахом, и манипуляции с ним можно толковать как глумление над останками.
— Интересно, как вы докажете, что имело место глумление?
— Ваша бывшая горничная готова свидетельствовать против вас.
— Паршивка! — вырвалось у Каменской.
— К тому же в этой вашей книге наверняка сыщется немало такого, что подпадает под статью сто восемьдесят вторую. Она трактует случаи богохуления и поругания священных символов христианской религии, а это даже в наши либеральные времена грозит серьезными неприятностями.
— Перестаньте! Что может мне сделать Совестный суд? Сослать в каторжные работы?
— Преступления, караемые по названным мною статьям, подлежат юрисдикции Уголовного суда. Со всеми вытекающими последствиями.
— Господи, да кто станет меня судить! Кому я нужна!
— Мне, — ответил Иван Дмитриевич. — Яне вижу другого способа заставить вас говорить правду.
— Какую еще правду? Вам и так все про меня известно. Да, я зарабатываю на жизнь гаданиями, потому что на гонорары мужа мы попросту не могли бы существовать. Да, я рассчитала горничную, потому что ей велено было молчать об этом. Мало того что такой способ добывать себе пропитание унизителен для интеллигентной женщины, если бы о моих занятиях узнали в литературных кругах, Николай Евгеньевич стал бы всеобщим посмешищем.