— Мир тесен. Могло дойти через ваших клиенток.
— Их я обслуживаю под псевдонимом.
— А муж знал, на какие деньги вы его содержите?
— Разумеется.
— И как он к этому относился?
— Терпел. Что ему оставалось делать?
— Судя по вашей книге, вы не только гадаете, но и вызываете духов. Я не ошибся?
— Это лишь так называется. Тут нет ничего сверхъестественного, все дело в химическом составе этих веществ. Сгорая, они дают особый запах, который воздействует на мозг и вызывает что-то вроде слуховых и зрительных галлюцинаций.
— А к нечистой силе вы при этом обращаетесь? К какому-нибудь Бафомету?
— Это не по моей части. Я такими делами не занимаюсь.
— Но один рогатый здесь все-таки был.
— Кто вам сказал? — не сдержалась Каменская. — Наталья?
— Я имею в виду вашего покойного мужа, которому вы наставляли рога, — отметив ее реакцию, пояснил Иван Дмитриевич.
Она поняла мгновенно и, похоже, успокоилась.
— В наблюдательности вам не откажешь… Вы правы, Килин — мой любовник.
— В связи с этим хотелось бы знать, почему из лежавшей на столе рукописи исчезла последняя страница. Та, где героиня спрашивает любовника: «Скажи, ты мог бы убить моего мужа?»
— Я ее сожгла.
— Вы так спокойно в этом признаетесь?
— Рассказ все равно не закончен. Страницей больше, страницей меньше, это уже не важно. Я боялась, что напрасные подозрения отвлекут вас от поисков настоящего убийцы.
— Но теперь я тем более вправе подозревать Килина.
— И зря. Книжки о вас, то есть о Путилове, приносили ему хороший доход, несравнимый с гонорарами Николая Евгеньевича. Кто станет резать курицу, которая несет золотые яйца! К тому же я готова засвидетельствовать его алиби.
— А он — ваше?
— Да, вчера утром мы были вместе.
— Вы любите его? — помолчав, спросил Иван Дмитриевич. Она криво усмехнулась.
— Самое большее, что я могу сказать о моем к нему отношении, это то, что он мне не противен. Но не будь я его любовницей, гонорары мужа стали бы еще ничтожнее. Причем за серьезные произведения, такие, как рассказы из книги «На распутье», он бы не получал ни копейки. Килин с бумагой и карандашом доказал мне, что эта книга не окупила расходов даже на типографию.
— Покойный догадывался, чему он обязан своими гонорарами?
— Упаси боже! При его-то самолюбии? Для него это было бы смерти подобно.
— Вчера, однако, вы отвергли саму мысль о возможности самоубийства.
— И сейчас отвергаю. С чего ему было стреляться? О моих отношениях с Килиным он понятия не имел.
— Вы уверены? Сюжет его предсмертного, незаконченного рассказа говорит о другом, — не согласился Иван Дмитриевич. -Впрочем, я вас понимаю, наше законодательство не самое гуманное в Европе. Как вам, конечно же, известно, у самоубийцы по закону не может быть наследников, его имущество поступает в казну, да и церковные правила тоже не располагают к откровенности на эту тему. Но давайте договоримся так: вы будете со мной предельно искренни, а я дам слово, что все останется между нами. Согласны?